Это ей досталось от отца альфы. Прирождённый хищник, скрывающий свои желания, пытающийся подражать человечности матери. И было столько попыток пробудить её. Она дразнила, притворяясь беззащитной и милой, но стоило ей увидеть жертву, как охота брала своё. Неудивительно, что Райво сам не заметил, как попал в ловушку. Как можно устоять перед такой девушкой? Молодая, неопытная волчица. Трогательный хищник. Он не смог. Не смог отступить. И сделал то, что казалось сорвёт маску с её лица. Вот только она оказалась сильнее.
Райво хочет наброситься на неё. К чему эти игры? Это притворство? Пора бы уже расставить всё по своим законным местам! Но вместо этого заявляет спокойно:
— И что с того? Кажется тебе это пошло на пользу. Посмотри, какой сильной ты стала. Совсем не похожа на мать.
Бокал смялся в руках волчицы, выплёскивая жидкость на одежду. Но больше ничего не дрогнуло в девице. Задрав голову, она смерила его холодным и пустым взглядом:
— Не возгордись. Ты здесь ни при чём. Я стала такой во многом благодаря отцу.
Хельга не стала снисходить до подробных объяснений, а сразу перешла к делу.
— Мы не доверяем друг другу и правильно делаем. Но сделку заключить всё же придётся. С пустыми руками я отсюда не уйду.
— А ты веришь, что сможешь уйти? — очень мягко обращается к ней волк, взглядом охаживая её фигуру.
— Не забывай. У меня есть козырь в рукаве, — парирует она.
— И каков же он?
Девушка со вздохом повертела согнутый бокал, а затем отставила его в сторону. Поднявшись, она стянула с себя полушубок, оставшись в одной рубахе и штанах. Стянула пояс, отбросила ножны, следом сапоги, а после и штаны, оставшись в длинной рубашке, едва прикрывающей попу. Всё это она проделала, не отводя почти скучающего взгляда от волка, и лишь на последнем движении её руки немного дрогнули — рубашку пришлось стягивать через голову и когда освободился обзор, Райво стоял на расстоянии вытянутой руки.
В шатре стало очень тихо. Как-то вовремя погасла одна из ламп, оставив совсем немного света. Просто, чтобы обозначить фигуры на стенах. Маленькую и большую.
— Это твой козырь?
— Ты мне скажи, — Хельга упряма, но не глупа. — Я останусь с тобой, если ты отпустишь отца. Отступишь от пределов и больше ни ты, ни другие дикие не подойдут к нашим замкам. А если дикие поступятся твоим приказом — ты их накажешь.
— Предлагаешь стать сторожевым псом для заблудших? — презрительно фыркнул волк, но его взгляд, то как неотрывно он смотрел на место, где вздымается женская грудь под тонким хлопком рубашки, говорило, как внимательно и вдумчиво он вслушивается в её предложение.
— Ты заставляешь меня сомневаться в своей власти? — почти нежно заговорила Хельга, чуть-чуть подаваясь назад. — Разве не ты командуешь всеми дикими от края до края вечных лесов? Разве не ты их лидер? Вожак, самый сильный волк?
Ухмылка появилась на краткий миг. Достаточный, чтобы охладить рассудок и вернуть дикого в игру. Его взгляд изменился, он вернул себе почву.
— Я. Единственный, кто смог их объединить.
Когда ты поймёшь, как дела обстоят на самом деле, будет поздно.
— Твой отец теперь свободен.
Но он уже один из нас. Безумие сойдёт, а дикость останется.
— Я не трону людей и волков пределов.
Они сами придут ко мне вслед за павшими кан-альфами.
— Прослежу, чтобы пределы оставались свободными от дикости.
Что ложь — такого никогда не случится.
— А ты уйдёшь со мной.
Как и было задумано с самого начала.
Он коснулся её плеча, а девушка не отступила, покорно принимая ласку. Какие могут быть слова — эта сделка скрепляется иначе.
Сначала рука спускается по плечу несмело, медленно, только подушечки пальцев. Он намного выше её, поэтому она не смотрит ему в глаза. Ей даже стыдно от того, что она пошла на это. Хотя какой у неё был выбор? Будучи дочерью кан-альфы, она с рождения знала, что несёт ответственность за других. На первом месте семья, а личные чувства остаются для других. Для обычных людей и волков. Её жертва не будет оценена. Это Хельга тоже понимала. Для всех она сбежит с дикими, сдастся. Никто не узнает правды. Даже отец не поймёт, что произошло.
Отец. Он сможет выбраться. Он сильнее, чем кажется. И Елена поможет ему. Именно поэтому Хельга позволяет мужчине подхватить себя на руки и медленно уложить на звериные шкуры. Позволяет ему целовать себя в губы. Ласкать внутри и снаружи. Позволяет и самой себе поддаться тому, что всегда дремало глубоко внутри. Ведь не будет сама Хельга дикой, такой как Райво никогда бы её не захотел.
Она нежно, а затем всё сильнее и сильнее распаляется, перехватывая контроль. Её руки скользят по грудным мышцам, она оседлала его, вдавливая в землю, частично выпуская волчицу, рыча на него, впервые глядя в глаза. Он держит её за бёдра, не давая себе полностью попасть под её влияние. В его движениях сквозит пытка наслаждения и осторожности. Он поднимается, не отпуская её, целует губы, сталкиваясь лбами, чувствуя её разгорячённое дыхание. Наслаждаясь любовной страстью. Всё внутри переворачивается, дрожит тонкими струнами. Взрывается, как небо перед дождём.
— Хельга, — шепчет он, подминая её под себя, закрывая от света, укрывая огромными руками. Она кажется такой хрупкой и маленькой. Но за этой невинностью скрывается волк. Когти царапают спину, выпуская стон и кровь. Она облизывает губя, плотнее обхватывает его ногами, чтобы он проник как можно глубже. Любовь и боль. Укусы и царапины. Кровь и пот.
Как можно перед этим устоять? Как можно не поддаться чувствам, что так недавно вскрывали сердце, кружили голову и забирались под кожу…
И они оба падают в омут с головой. Словно и не было этих лет. Словно и не было предательства, разочарования, боли и обиды. Не было, но всё-таки было.
А потому, когда с улицы раздались встревоженные, даже напуганные голоса, оба разомкнули объятия, оторвавшись, очнувшись и немного разочаровавшись в том, что всё закончилось так быстро.
— Я знал, что ты поставишь не на это, — процедил Райво. — Оставайся в шатре! Выйдешь и твой отец умрёт.
— Не стоит недооценивать меня, любимый. Когда ты поймёшь, что случилось, будет уже слишком поздно, — Хельга подтянула одну из шкур, укутавшись в неё как в одеяло. Разгорячённое, но не выпустившее пар, тело требовало выход и продолжения. Но… как можно желать, когда всё уже разрушено?
Волк смерил девушку тяжёлым взглядом, но всё-таки не остался. Натянув штаны на голое тело, не обуваясь, босой, вышел наружу, плотно опустив входные шторы. Хельга обессиленно выдохнула, откинувшись на спину, просунув руку между ног, сжимая себя, пытаясь успокоиться. От злобы и боли хотелось выть. Плакать, стонать, кричать и ненавидеть. Но ведь ненависть это всего лишь слово. Тогда как долг есть нечто более существенное.
