Усадил ее на стул, а сам, как заправский бармен, выставил перед ней сиропов, накидал зонтиков и блестяшек, тех, которыми украшают коктейли.
— Бери первое, что на глаза попадется.
Юлька вытянула руку и никак не могла выбрать. Вот рыжий зонтик вроде бы приятный. А тут еще и завитушка блестящая подмигнула новогодним блеском. А вот гофрированный фонарик забавный.
— Ага, понятно, — Митька взял сразу три украшалки, которые Юльку привлекли и налил в высокий стакан рому, — Теперь давай с цветом. Я в тебя верю. Ты справишься. Красный? Или вот, зеленючий?
— А можно жёлтый? И туда еще минеральной воды. Ром очень сладкий, Мить, — Широков смешал коктейль, напихал в стакан украшений, насыпал льда и выдал Юленьке.
Юлька приняла нарядный коктейль и разглядывала его, радуясь, что выбор ее такой желтый, солнечный. А Митька как заколдованный смотрел на девушку и не заметил появления Давы.
— Шикарно. Соседку спаиваешь? — выставил на столешницу, как и предполагала Юлька, две бутылки: ром и коньяк.
За «взрослым» столом шел забавный разговор. «Детский» стол всеми тремя парами ушей впитывал, ибо интересно было.
— Как там в «Эре милосердия»*? Старики не должны жить со стариками? Только молодость дает их жизням смысл. Честно, когда придет мое время, я отравлюсь. Только не сдавайте меня в дом престарелых! Я там умру в жутких корчах! — Джеки вещала старшему Гойцману.
От автора: «Эра милосердия» роман братьев Вайнеров, по которому снят известный фильм «Место встречи изменить нельзя». Ирина имеет в виду слова соседа Глеба Жеглова по коммунальной квартире, Михаила Бомзе: «Старики не должны жить вместе. Старики должны держаться молодых. Это делает их существование более или менее осмысленным».
— Мадам Шульц, ви бредите? Или коньяк так действует? Ну, сколько там ваших лет, чтобы вот такое говорить? О молодости я согласен, в целом. Но, таки, кто сказал, что Яша Гойцман уже старый? Ты держись рядом со мной, старушка, и будет в жизни твоей смысл, — и черными, печальными глазами на Ирину Леонидовну смотрит.
— А я что делаю, старый ты хрыч? У меня кроме вас нет никого. У Фиры и Доры тоже. Что вы на меня уставились, а? Придется помирать вместе. Выпьем?
Странно, но разговор никоим образом не нарушил приятной атмосферы, а даже наоборот. Да, три старые женщины, без детей и родственников, однако есть такие дети и родственники, что лучше бы не было. Потому три дамы тепло переглянулись, обрадовались, что помирать в одиночестве не придется, и прекрасно опрокинули в себя коньячку. Правда по малюсенькому глоточку, но им и того хватило.
— Фира, таки ты теперь мальвина? — Гойцман улыбаясь.
— Да, и в моем возрасте можно меняться. Только ты, носатый, останешься прежним. Хотя, нет. Клюв твой стал больше и печальнее.
— Это не клюв, а достоинство! Ты все время попрекаешь меня моим носом. Нравится, так и говори. — После слов Якова Моисеевича, Артём не выдержал и засмеялся.
За ним «детский» стол и Света.
— Ребят, а почему Фира и Дора одиноки? В голове не укладывается. Наверняка в молодости симпатичными были. Ну, интересными точно! — Митька обращался к Юле и Даве, как к компетентному источнику.
— Какие? Интересные? Мить, да они те еще язвы. От них женихи по углам щемились, уверен, — Дава старушек любил, но трезво смотрел на жизнь.
— А вот и нет, — слегка подвыпившая Юля с блестящими глазами обернулась к Мите, — Я знаю почему. Только рассказать не могу.
— Не, Юль, так не пойдет. Колись, — Дава посдел ближе к очаровательной соседке, — Я с места не двинусь, пока не узнаю тайну Собакевичей.
— Не могу, Давид. Это неправильно вот так взять и рассказать.
— Юль, тайна бабулек умрет вместе с нами! — Митька приложил руку к сердцу. — Дава, клянись!
Гойцман младший стукнул себя по груди, выражая пламенное согласие.
— Не могу. Ребята, миленькие, никак не могу, — ну, от «миленьких» Митька готов был растаять, но Дава упёрся.
— Митька, держи ее крепче. Я буду ром в нее вливать. Юлька, когда в подпитии, вещает долго и интересно, — и цапнул черноглазый бутылку.
— Серьезно? — включился в игру Митька, — Давай. Держу.
Подскочил к Юльке и крепко прижал ее к себе. Разумеется, никто не собирался пытать москвичку нашу, но попугать — пожалуйста.
— Сейчас! — Дава с бутылкой на изготовку встал рядом с Юлькой, которая уже хохотала вовсю, чем и привлекла внимание старшеньких.
— Что это там за зоопарк? Юленька, тебя обижают? — Джеки, как всегда, была начеку.
— Ирина Леонидовна, Юлька знает тайну сестер Собакевич и выдавать не спешит, — да, Митька, никогда не лгал без особой на то причины.
— Что?! Какие тайны? Юля, что там? — Фира и Дора затрепыхались.
— Почему вы не замужем? — Дава в подпитии тоже перестал сдерживать себя.
— Ах, это? — Фира улыбнулась на редкость печально, и посмотрела на сестру.
Они понимали друг друга с полуслова. Иной раз взгляда было достаточно, чтобы передать мысль или настроение. Есть все же, что-то магическое в двойняшках, близнецах… Вот и сейчас, они обменялись мыслями и Дора, кивнув сестре, ответила.
— Юленька, расскажи им. Должен же кто-то помнить о нас и о нашей истории.
— А вы сами? — Юля не понимала, почему просят ее.
— Лучше ты и им на ухо. А мы тут поконьячим,
Дело в том, что старшее поколение знало историю и была она не слишком веселой, потому и вспоминать не стали, а начали «за другое» говорить.
Дава присел и бутылку отставил, а Митьке пришлось с большой неохотой, отпустить Юльку и упасть на соседний стул.
— В юности Фира и Дора полюбили одного парня. Крепко. А тот никак не мог выбрать и крутил роман с обеими. Продержался год, а потом все раскрылось самым неприятным образом. Сестры как назло оказались однолюбами, вот и… — история печальная, почти нереальная, но в жизни все случается.
Помолчали, осмысливая.
— Мить, плесни коньяку. Юль, тебе рому?
Именно так. Русские бывают разного вида и окраса. Разных убеждений и вероисповедания. Однако объединяет их нечто непостижимое. То ли душевность, то ли духовность. Возможно то, что русские, как никакая другая нация или сообщество, если угодно, способны сопереживать? Милосердие. Пожалуй, так можно назвать это непостижимое. Ну и, разумеется, выпивка. Пьем с радости и с горя, независимо от места рождения и нахождения.
Ярославец и два москвича замечательно выпили, но и запомнили историю бабушек Собакевич, приняли ее печаль, трагичность. Вряд ли теперь Дава станет величать бабулек язвами… Вот, как-то так.
Спонтанная вечеринка приобрела ровно-философский характер, пропорционально принятому на грудь градусу. Митькины взгляды в сторону соседки становились все дольше и мечтательнее. Давины тоже, но безнадежности в его глазах было куда как больше, чем в Митькиных. Широков с радостью отметил, что Юлька ни разу не взялась за телефон, будто забыла о Кирочке своем. Сказать честно, Митька поглядывал на телефон Юльки и тот ни разу не протрещал сообщением или звонком.
