В ванной, несмотря на сильную дрожь в скованных руках, ей удалось расстегнуть пояс, справиться с пуговицей и молнией на джинсах и спустить их вместе с трусиками. Опускаясь на стульчак, Кот почувствовала, как ее живот пронзил еще один электрический разряд, гораздо более сильный, чем те, что настигли ее на лестнице. Она удержалась от того, чтобы обмочиться за столом, — как бы ни хотел этого Крейбенст Вехс, — не желая унижаться и признать свою беспомощность, однако сейчас Кот никак не могла сделать то, зачем пришла. Она должна была помочиться, чтобы прекратить спазм, но у нее ничего не выходило, и Кот решила, что дотерпелась до того, что судорога разбухшего пузыря перекрыла мочеиспускательный канал. Подобна вещь в принципе была возможна и, словно подтверждая ее диагноз, режущая боль в животе усилилась.
Некоторое время Кот чувствовала себя так, словно ее кишки пропускали через мясорубку, однако вскоре судороги прекратились и наступило долгожданное облегчение.
Когда неожиданное и обильное наводнение перестало занимать ее внимание полностью, Кот с удивлением услышала свой собственный невнятный лепет:
— Котай Шеперд, живая и невредимая, способная пописать…
Следующие несколько минут она то смеялась, то плакала, но не от облегчения, а от овладевшего ею ощущения победы.
Все ее достижения — опрокинутый стол, раздробленный стул и сухие штанишки — все вместе представлялось ей свершением, достойным титанов или героев, сравнимым разве что с первой высадкой человека на Луну, броском адмирала Пири к полюсу или штурмом побережья Нормандии, завершившимся успешно вопреки могуществу нацистской армии. Кот смеялась над собой до тех пор, пока из глаз не потекли слезы; тогда она вытерла их рукавом и слегка успокоилась, но все равно она продолжала чувствовать, что это была за победа. Кот знала, каким маленьким, даже жалким ее триумф выглядит со стороны, но для нее он был величайшим.
— Сгори в аду! — громко выкрикнула она те слова, которые надеялась когда-нибудь бросить в лицо Крею Вехсу, например, перед тем, как спустить курок и навсегда устранить его из этого мира.
После ударов о стену у нее сильно болела спина — особенно внизу, в области почек, — так что покончив со своим делом, Кот заглянула в унитаз, боясь обнаружить следы крови, однако, к ее огромному облечению, все было в порядке.
Но когда Кот машинально бросила взгляд в зеркало над раковиной, то была потрясена своим собственным видом. Ее короткие волосы перепутались, пропитались дотом и теперь торчали в разные стороны, а справа по челюсти будто кто-то мазнул красными чернилами. Когда же Кот в ужасе ощупала это место пальцами, то обнаружила, что краснота — всего лишь верхняя часть нарождающегося синяка, который расползался у нее по шее. Там, где не было синяков или грязи, кожа лица казалась ноздреватой и бледной, словно она только что встала после изнурительной болезни. Правый глаз казался совершенно красным; Кот не заметила ни следа белого цвета, а темная радужка с точечкой зрачка тонула в сплошном кровавом море. Оба глаза — подбитый правый и здоровый левый — смотрели на Кот с таким тоскливым и затравленным выражением, что она в смятении и страхе поспешила отвернуться от зеркала.
Отразившееся в зеркале лицо принадлежало женщине, Которая уже проиграла какую-то битву, и нисколько не доходило на портрет победительницы.
Эту мысль, от которой сами собой опускались руки, Кот постаралась изгнать как можно быстрее, внушая себе, что лицо, которое она видела, было лицом бойца — не просто человека, которому чудом удалось выжить, а бойца, который сражался и победил. Тот, кто ведет войну, непременно терпит какой-нибудь урон — физический или моральный, — но никакая победа не может обойтись без боли и мук.
Шаркая ногами, она вышла из ванной и наугад толкнула правую дверь в коридоре, которая — как оказалось — вела в спальню Вехса. Она сразу поняла это, хотя здесь был минимум мебели и стояла узкая, аккуратно заправленная кровать, накрытая синелевым покрывалом.
Ни картин на стенах, ни книг на полках, ни журналов или газет, раскрытых на последней — с кроссвордом — странице. Спальня служила для Вехса местом, где он спал, отнюдь не комнатой, в которой он жил или чувствовал себя уютно.
Потому что он жил там, где пылала чужая боль и ярился ураган муки — в спокойном «глазе бури», в самом центре циклона, где море безмятежно и тихо, хотя со всех сторон бушуют штормы.
Кот проверила ящики ночного столика, надеясь найти пистолет, но не нашла. Телефона здесь тоже не было.
Большой чулан десяти футов глубиной с дверью в человеческий рост был таким же широким, как спальня и походил, скорее, на полноценную комнату, чем на подсобное помещение. На первый взгляд здесь не было ничего, что могло бы пригодиться Кот. Она не сомневалась, что если поискать как следует, то здесь можно найти что-нибудь полезное — например, припрятанное оружие, однако все полки на стеллажах вдоль стен были нагружены или набиты доверху, а по углам стояли один на другом большие картонные ящики, так что на то, чтобы здесь разобраться, потребовался бы не один час. Кот не могла себе этого позволить, тем более что ее ожидали дела более срочные.
На всякий случай она все же вывалила на пол содержимое ящиков комода, но там оказались только носки, трусы, нижние майки, сорочки и несколько свернутых ремней. Никаких револьверов.
Дверь напротив спальни вела в такой же спартанский кабинет Вехса. Стены были голыми, а вместо занавесок окна прикрывали тонкие пластмассовые жалюзи. На двух длинных рабочих столах стояли два компьютера, каждый из которых был соединен с отдельным лазерным принтером. Здесь же оказалось еще какое-то оборудование, явно имеющее отношение к компьютерам, однако большинство приборов Кот опознать не смогла.
Между столами стояло вертящееся конторское кресло на колесиках, и Кот обратила внимание на то, что деревянный пол здесь не застлан ковром — должно быть для того, чтобы убийце было удобнее перемещаться от стола к столу вместе с креслом.
Эта чисто утилитарная комната совершенно неожиданно заинтриговала Кот. Она чувствовала, что это место имеет какое-то важное значение, вот только какое? Стараясь не думать о тающем запасе драгоценного времени, Кот села в кресло с намерением разобраться в том, что заставило ее задержаться здесь.
Но сказать оказалось гораздо легче, чем сделать. Оглядевшись по сторонам, Кот недоуменно покачала головой. Она знала, что в конце двадцатого столетия практически весь мир приобщился к современным информационным технологиям, и все же она никак не ожидала обнаружить сложную компьютерную технику в такой глуши, в этом уединенном и старом доме.
Кот подозревала, что Вехс может даже выходить в систему «Интернет»; хотя поблизости не было ни телефона, ни модема, зато у подножия стола она обнаружила две телефонных розетки. Аккуратность и на этот раз не подвела убийцу. Вехс загнал ее в угол.
Но чем же он тут занимался?
На одном из столов лежали шесть или восемь толстых записных книжек в разноцветных обложках и со спиральными держателями страниц. Кот наугад открыла верхнюю и стала просматривать. Книжка была разделена на пять частей, и каждая была посвящена какому-нибудь государственному агентству. Первой шла Служба социального страхования; страницы в этой части записной книжке были заполнены памятками, адресованными Вехсом самому себе и отражавшими метод проб и ошибок, с помощью которого убийца взломал защиту информационного банка данных Службы и научился манипулировать файлами. Вторая часть записной книжки была посвящена Паспортному отделу департамента внутренних дел. Судя по оставленным Вехсом пометкам, он еще не довел до конца поиск оптимального способа, который позволил бы ему проникнуть в компьютеризованный банк регистрационных записей паспортного отдела и взять его под свой негласный контроль.
