– Да-да, он мне уже рассказал, как ты мгновенно сориентировался и решил проблему. Рад, что не ошибся в тебе.
– Надеюсь, я не зря оставил его в живых?
– Конечно! Благодаря тому, что деваться ему теперь некуда, он взялся за работу, на которую при других обстоятельствах ни за что бы не согласился.
– Доктор?
– Да, это было слабое звено…
– Получается, что я опять оказался в тылу! Ведь можно было ликвидировать всю группу Трепова, но я так и не получил от вас разрешения. Почему?
– Жорж, ты горяч, как мой иноходец. И чего бы ты добился?
– Они очень опасны и преданы ему, как собаки!
– Ну и зачем убивать собак, если твоя цель – хозяин?
– Вы, как всегда, давите меня своей логикой…
– Это не логика, это здравый смысл, Жорж. И если ты собираешься задержаться в политике, да и вообще на этом свете, придется регулярно наступать на горло своим сиюминутным желаниям. Тактическая победа нередко ведет к стратегическому поражению. Помнишь, я тебе приводил классический пример из пунических войн?
– Помню, но ума не приложу, как соотносится римский опыт с нашей нынешней ситуацией?
– Жорж, мальчик мой! Ганнибал, великий полководец, проиграл войну не на поле боя. Он проиграл, когда от него отвернулась карфагенская знать. Она сама сделала поражение своего государства неминуемым. А теперь посмотри, что происходит в России: вся царская семья арестована, весь высший свет – в опале, гвардия – опора любого монарха – фактически перестала существовать. Узурпатор остался голый! Ему теперь придется ликвидировать весь свой двор или двор ликвидирует его. Наша задача – сделать так, чтобы они уничтожили друг друга одновременно. Это будет самая великая победа и самая сладкая месть за все унижения, свалившиеся на наш род.
– Что мне необходимо сделать?
– Эти письма, – он протянул пакет, – должны попасть на стол Трепову. Вариант «нашел на улице» исключается.
– Что там?
– Переписка вдовствующей императрицы со своей сестрой, творчески переработанная. Вроде бы ничего особенного, но в свете последних событий подействует, как красная тряпка на быка. Надо, чтобы узурпатор своими руками, сам уничтожил всех своих родственников. Датская выскочка – самая опасная из них, поэтому с нее и начнем.
– Тогда, ваше сиятельство, у меня для вас тоже есть послание – это телеграфное сообщение для Трепова из Марселя. Перехватить и спрятать удалось чудом, но расшифровать так и не получилось.
– У Трепова есть агент в Марселе? Очень любопытно! Ну что ж, благодарю, Жорж. Письмо попробуем расшифровать. А ты, мой мальчик, должен «взломать» семью узурпатора. Сейчас очень удачный момент: комплоты составляются в каждом втором салоне, счет заговорщиков пошел на тысячи, и тут наша скромная информация, подтверждающая его печальное положение. Он всему поверит.
В это же время. Мюнхен
– И не уговаривайте меня! Ничего не хочу слышать! Едем! – Ленин хлопнул ладонью по столу и энергично потер руки. – Неужели вы не понимаете, товарищи, что в такой момент я просто обязан быть с народом! Революция – это не ярмарка, на которую «хочу – иду, не хочу – сплю». Так можно всю нашу борьбу проспать, а вместе с ней – всю жизнь.
– Буржуазная революция… – вполголоса попытался поправить вождя Красин.
– И что?.. – запальчиво возразил Ильич. – Сегодня – буржуазная, а завтра – пролетарская. Главное – не пускать процесс на самотек! Не стесняться подбрасывать хворост в костер мировой революции! И я решительно не понимаю, как это можно делать тут, за тридевять земель от баррикад!
– Владимир Ильич, – не сдавался Красин, – там нет никаких баррикад. Вооруженное сопротивление властям оказали только военные части, и они никакого отношения к трудящимся не имеют. Это гвардейский бунт, а не революция!
– Нет, так будут! – Ленин наклонил голову, как бычок. – Царь-батюшка своей кровавой расправой над безоружными рабочими сам толкнул народ на баррикады и дал им первые уроки борьбы. Они не пропадут даром. Социал-демократии остается позаботиться о возможно более широком распространении вестей о петербургских кровавых днях, о большей сплоченности и организованности своих сил, о более энергичной пропаганде давно уже выдвинутого ею лозунга всенародного вооруженного восстания.
Ильич явно закусил удила, и его несло по волнам мечты о ненавистном российском государстве, разбитом вдребезги, и о построенном на его месте первом в мире бесклассовом обществе без армии, чиновников и жандармов. А тут такое везение – что-то не поделившее правящее сословие само создало идеальные условия для восстания! Настоящий революционер не имеет права упускать такие подарки! Это удачное стечение обстоятельств надо превращать в полноценную гражданскую войну против самодержавия.
– Революция есть война. Это – единственная законная, правомерная, справедливая, действительно великая война из всех войн, какие знает история. Она ведется не в корыстных интересах кучки правителей и эксплуататоров, как все другие, а в интересах массы народа против тиранов, в интересах миллионов эксплуатируемых и трудящихся против произвола и насилия.
Красин откровенно загрустил. Ему, только что приехавшему из России, было понятно, что никакие десятки миллионов трудящихся сейчас никуда не поднимутся – количество «плюшек», свалившихся на них за последний месяц, ставили под огромный вопрос необходимость хватать оружие и идти убивать царя… Но открыто возражать Ленину – значит идти против линии ЦК. Красин, только что кооптированный в высший партийный орган, не мог себе этого позволить, а значит, вынужден был молча переносить энтузиазм членов заграничного бюро, застоявшихся без большого дела, но даже близко не представляющих, что сейчас творится в империи.
– Никакие строгости, никакие запреты не остановят городские массы, осознавшие, что без оружия они всегда, по любому поводу могут быть доведены правительством до расстрела, – продолжал Ленин, с каждым словом заводясь все больше. – Каждый поодиночке будет напрягать все усилия, чтобы раздобыть себе ружье или хоть револьвер, чтобы прятать оружие от полиции и быть готовым дать отпор кровожадным слугам царизма. Как говорится, всякое начало трудно. Рабочим было очень тяжело перейти к вооруженной борьбе. Правительство их вынудило. Первый, самый трудный шаг сделан…
[30]
«Все, решено! – думал про себя Красин. – Надо найти какой-то благовидный предлог для беседы с этим сумасшедшим монархом и аккуратно прозондировать почву, имеет ли силу приглашение, сделанное им мне в Баку?»
– Леонид Борисович, – требовательный голос Ленина вырвал инженера из собственных мыслей, – вы у нас единственное лицо, допущенное к душевнобольному царю, не так ли?!
Красин пожал плечами, демонстрируя отсутствие информации о столь непубличных сведениях.
