– Мы – это кто? – уточнил Игнатьев. – Лейбористы, которых вы представляете, или правительство Британии?
– Скажем так, – каждое слово давалось Макдональду с трудом, – мы – это лейбористы, достигшие некоторого консенсуса с отдельными членами кабинета…
– Могу ли я узнать, кто конкретно поддерживает вас, а значит, и революцию в России?
– Всему свое время, граф. Сейчас я не имею права сообщить вам более того, что уже сказал. Могу только подтвердить еще одну вашу догадку: в России у нас действительно имеются свои люди разной степени посвященности и преданности, но план государственного переворота разработали не мы и не они, а третье лицо, не входящее ни в одну известную нам партию или ложу. Информация о наличии в России законных престолонаследников, не относящихся к правящей династии, исходит именно из этого источника. Нам здесь, в Британии, собственно, все равно, кто и на каком основании будет следующим правителем России, лишь бы он не покушался на наши привилегии и зоны жизненных интересов, поэтому мы и не проявляли какого-либо усердия в установлении личности нашего добровольного помощника…
«На содержание которого к тому же не надо тратить деньги», – отметил про себя Игнатьев.
– Столь глубокая законспирированность этого партнера создает определенные трудности. Именно поэтому, Алекс, если кто и пытается использовать вас втемную, то это он, а мы с вами – в одной лодке.
– Хорошо, – недоверчиво покачал головой поручик, – но как вы себе представляете мое оперативное взаимодействие с этой «железной маской»?
– Мы – никак. Мы можем только передать ваше согласие на сотрудничество, создать условия для связи вас напрямую и молиться, чтобы ваше взаимодействие привело к устраивающему нас всех результату.
– Договорились! – подумав, кивнул Алексей. – Я немедленно отпишу своим друзьям в Петербург, а вы, Джеймс, наладьте связь со всеми заинтересованными лицами и позаботьтесь об эффективной координации всей этой разношерстной революционной публики.
Лондонский телеграф часом позже принял сообщение от поручика-кавалергарда графа Алексея Игнатьева своему отцу:
«Дорогой папа! Как писал Гончаров, “Лондон – поучительный и занимательный город, повторю я, но занимательный только утром. Вечером он для иностранца – тюрьма, особенно в такой сезон, когда нет спектаклей и других публичных увеселений, то есть осенью и зимой”. Сегодня любовался на потрясающий Красный Закат и думаю, что это будет моим основным развлечением в ближайшее время…»
Кронштадт. Морское собрание
– Красивый закат, Сергей Юльевич, не находите? Кроваво-багряный цвет революции, – император пробарабанил по стеклу ритм вальса и бросил ироничный взгляд на Витте, больше напоминавшего восковую скульптуру, чем живого человека. – Кстати, а это правда, что на одном званом ужине вы настойчиво утверждали, что играют Шопена, хотя это был Шуберт? Да ладно, не трудитесь, право! Это неважно. Итак, мы остановились на моих феноменальных способностях и вашей потрясающей карьере, сильно зависящей от массы мелочей, складывающихся настолько удачно, что перестаешь верить в случайность. По поводу возможности угадывать содержание писем, лежащих у вас в кармане. Вот вы в мое отсутствие развлекались тем, что писали или рисовали что-то сидя за столом – я вижу клочки бумаг в урне. Что мне требуется, чтобы выяснить, что было написано? Собирать обрывки и склеивать их? Нет! Достаточно поднять сукно, которым покрыт стол, и открепить бумажную подкладку с обратной стороны, покрытую великолепным изобретением Пелегрино Турри, – во время монолога император перевернул матерчатую крышку, ловко снял булавки и продемонстрировал министру спрятанную там копировальную бумагу. – Точно таким же сукном покрыт стол в вашем министерском кабинете и дома, а горничные, наводя порядок, аккуратно меняют подкладку, отправляя использованный лист в лейб-жандармерию. Как видите, все просто, никакой мистики. Теперь ваша очередь! Кто сделал так, что император Александр Третий посреди ночи вышел на перрон именно в тот момент, когда вы вели задушевную беседу с министром двора? Не отвечайте, просто кивните, если я угадаю. Это был Сольский? Нет? Тогда Мещерский?.. Так я и думал. Князь Мещерский – это и есть та первая «случайность»… Теперь бы выяснить, кто был автором второй, приведшей к крушению императорского поезда в Борках. Владимир Петрович для этого дела не годился – не профессионал… Кто же мог устроить аварию так, чтобы она выглядела, как несчастный случай? Давайте я опять буду угадывать, а вы – кивать… Хотя кандидатура всего одна – князь Хилков, самый опытный железнодорожник в вашем окружении, сделавший после 1888 года стремительную государственную карьеру. Не так ли? Стесняюсь спросить, а кто из них носит импозантный псевдоним Фальк? Не знаете? Жаль…
Император замолчал, любуясь багровым диском, уходящим за горизонт. Первым не выдержал Витте.
– Меня повесят? – тихо, но вполне отчетливо произнес он, глядя в спину монарха.
– А вас это пугает? – пожал плечами император. – Зная вашу авантюристическую натуру, не думаю, что вы исключали такой вариант завершения карьеры, и предполагаю – готовились к нему… Наверняка даже газетные заголовки себе представляли: «Министр-революционер, не побоявшийся кинуть вызов системе, казнен сегодня по приказу тирана…» Только вот знайте, Сергей Юльевич, такого удовольствия я вам не доставлю – мучеником в историю государства Российского вы не войдете.
– Что со мной будет?
– Для всех – вы заболеете, – лицо императора в багряном отблеске выглядело инфернально, – а вот как будет протекать ваша болезнь, зависит только от вас. Если мы договоримся о сотрудничестве – это будет вполне комфортное существование, с возможностью работы, отдыха, прогулок, встреч с родственниками и друзьями, хотя под постоянным надзором и пребыванием в тщательно охраняемом заведении. А если нет – болезнь резко обострится, и окружающие увидят вас в неприглядном виде – полностью потерявшим человеческий облик, не узнающим окружающих. Так бывает с теми, кто перегорел на работе…
– У меня есть время подумать?
Император молча покачал головой.
– Сергей Юльевич, ну зачем эта драматургия? Заканчивайте капризничать – начинайте работать. Обещаю, ваши дети будут гордиться вами.
– И что мы будем делать?
– То, что вы умеете лучше всего, – строить! Только теперь проектировщиком буду я. Первое, что вы сделаете, – напишете записки вашим помощникам Кутлеру и Малешевскому
[31] с приглашением прибыть на совещание немедленно и прямо сюда. Тема – продолжение денежной реформы империи. Потом вы очень подробно и скрупулезно письменно вспомните все коррупционные дела, связанные с Блиохом, Губониным, Кокоревым, Поляковым. Меня интересуют также братья Скальковские, Рафаловичи, Ротштейны
[32]. Каждого из них мы пригласим, с каждым побеседуем и, надеюсь, заинтересуем в сотрудничестве… Как видите, Сергей Юльевич, я имею некоторые сведения о вашей работе и деятельности вышеупомянутых господ, поэтому прошу вас – не берите на душу грех лжесвидетельства, не усугубляйте свою участь… Тем более что все беседы и встречи с этими выдающимися финансовыми деятелями – это только присказка. Сказка нас ждет впереди, а вот с каким она будет концом – зависит только от вас.