Произнося эти слова, император еще раз вспомнил добрым словом изобретателя уникальной по эффективности советской взрывчатки «А-IX-2» Евгения Григорьевича Ледина. Ее секрет до конца Второй мировой войны так и не смогли разгадать ни враги, ни союзники. Он прекрасно помнил, как утром 7 декабря 1941 года Евгения Ледина, инженера по образованию, а по званию – простого матроса, доставили к нему в кабинет. В ватнике, через который проглядывала тельняшка, в мокрых валенках матрос Ледин сорок минут обстоятельно рассказывал Верховному Главнокомандующему о сути своего изобретения. Теперь эта взрывчатка появится на сорок лет раньше, и авторство ее будет принадлежать товарищу Менделееву. В частной беседе удалось аккуратно подвести ученого к абсолютно новой формуле взрывчатого вещества на основе гексогена, в девичестве – лекарства уротропина, и, таким образом, отвлечь ученого от его многострадального пироколодия. Два химика-артиллериста Главного артиллерийского управления – поручики Михаил Михайлович Костевич и Владимир Иосифович Рдултовский – уже скупили весь доступный аптечный запас урологического лекарства и алюминия, приступив к производству опытной партии в непривычной для себя обстановке строжайшей секретности и полной изолированности от внешних контактов.
– Мощный фугасный снаряд еще надо добросить до вражеского корабля и умудриться попасть в него, не так ли, Алексей Николаевич? – обратился император к капитану Крылову. – Расскажите, пожалуйста, почему вы сами решили заняться конструированием дальномеров и что вообще у нас с ними творится?
Капитан Крылов поморщился. Начать рассказ «от печки» означало наступить на свою больную мозоль. Описанию дальномерного дела на русском флоте в начале XX века не подходили никакие другие слова, кроме нецензурных. Решение о вооружении флота дальномерами МТК приняли еще 4 марта 1897 года, но бюрократия под шпицем в лице его превосходительства Владимира Павловича с легкостью парировала разумную инициативу техбюро. Не оценив революционной важности приборов для боеспособности флота, не проникшись условиями их получения за границей, нимало не обеспокоившись их массовым заказом для британцев, чиновники затеяли постыдный торг с фирмой Армстронга, требуя доставить для бесплатного пользования не один, а два дальномера Барра и Струда.
Англичане, обеспеченные заказом на 70 изделий для собственного флота, даже не удостоили ответом российских крохоборов. Минул год, главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал Н. И. Казнаков забрасывал ГУКиС запросами на получение дальномера, а его превосходительство с хладнокровием истинного олимпийца отписывал в Кронштадт, что, вследствие несогласия фирмы с условиями министерства, «эти приборы и не будут доставлены в кампанию сего года на практическую эскадру». В тех же выражениях отвечал В. П. Верховский председателю Морского технического комитета вице-адмиралу И. М. Дикову, присоединившемуся в 1898 году к недоумевающему хору просителей.
Другое превосходительство – руководитель главного морского штаба Ф. К. Авелан – проблемой дальномеров и вовсе не был озабочен, а может быть, и не подозревал о ней. Пусть-де техникой занимаются техники, а мое дело – высокая стратегия, программы плавания и чинопроизводства. Поэтому он был удивлен и раздражен, когда моряки обратились к нему за поддержкой в таком ерундовом вопросе.
Еще полгода мольб и стенаний всех флотов хватило, чтобы Верховский пошел-таки навстречу «пожеланиям трудящихся» и заказал дальномеры по 250 фунтов стерлингов за комплект, с соблюдением обязательства не воспроизводить их в России. В январе 1899 года управляющий П. П. Тыртов «для всесторонних испытаний» разрешил закупку и только в июле два дальномера прибыли в Россию. На этом дело встало колом
[49]. И Крылов решил действовать по принципу «не боги горшки обжигают!».
Всю эту историю Алексей Николаевич опустил, тем более что и Верховский, и Авелан на данный момент уже были арестованы и сообщали много интересных сведений финансового характера, а Барру и Струду напрямую было направлено предложение о создании в России филиала с гарантированным выкупом всей продукции на два года вперед.
– Ваше величество, – после некоторых раздумий произнес конструктор. – Главной особенностью оптических дальномеров является способ измерения весьма малых углов с точностью, недостижимой обычным механическим путем. Чем шире база, тем меньше погрешность. Поэтому я решил, что трехфутовые изделия Барра и Струда не будут нас удовлетворять, если придется вести замеры более чем на сорок кабельтовых. Для точных измерений требуется база минимум в три раза больше. Я позволил себе смелость…
– Вы правильно позволили себе, Алексей Николаевич, – подбодрил Крылова император. – Смелость – это то, что просто обязан позволять себе каждый нормальный мужчина, особенно с погонами на плечах. Вашу идею проектировать и производить дальномеры самостоятельно полностью поддерживаю и даже больше – предлагаю создать Государственный оптический институт
[50], объединяющий под одной крышей научные исследования, разработки и внедрение оптического стекла, а также производство оптических приборов. Руководить им будет Норберт Болеславович Завадский, недавно возглавивший оптико-механическую и часовую школу имени цесаревича Николая в Санкт-Петербурге. Господин Петухов уже закупил специальное оборудование и строит завод по производству оптического стекла. В Йене у господ Фридриха Шотта и Эрнста уже стажируются наши специалисты. Вам же я предлагаю немедленно составить подробный перечень того, что необходимо для сборки экспериментального отечественного дальномера с удлиненной базой. Пока нет своих комплектующих, будем пробовать собирать из иностранных. И не бояться! Тем более что флоту нужны не только дальномеры. Не так ли, господа подводники?
По смыслу слов все поняли, что речь идет о новой комиссии по проектированию подводных лодок, и заулыбались. Мало кто в начале XX века воспринимал всерьез эти хрупкие скорлупки непонятного предназначения и сомнительной боевой эффективности. Одни высказывали мнение, что лодка под водой ничего не видит или видит очень мало и поэтому должна атаковать корабли противника «ощупью», выпуская свои торпеды вслепую и не имея никаких шансов попасть в цель. Другие, привыкшие к комфорту в каютах надводных кораблей, утверждали, что подводные лодки вообще не могут быть боевыми единицами. Даже энтузиаст развития нового подводного флота контр-адмирал Витгефт и тот признавался, что подлодки – это больше психологическое, чем реальное оружие. В январе 1900 года он писал: «Вопрос о подводных лодках в настоящее время настолько подвинулся вперед, к кратчайшему его решению, что уже обращает на себя внимание всех флотов. Не давая еще вполне удовлетворительного решения в боевом отношении, подводная лодка, однако, является уже оружием, производящим сильное нравственное влияние на противника, раз он знает, что такое оружие имеется против него».
