Император сделал паузу, набивая трубку и исподлобья поглядывая на соавторов денежной реформы Витте – Кутлера и Малешевского. С этими профессионалами высшей пробы он решил побеседовать лично, чтобы определить, возможно ли использовать их знания «в мирных целях». Диалог пока не получался. И директор кредитной канцелярии математик Малешевский, и директор департамента окладных сборов министерства финансов Кутлер ушли в глухую оборону. Финансисты разговаривали с монархом учтиво, но было видно невооруженным глазом – они воспринимают его как капризного дилетанта, вознамерившегося поиграть во взрослые игрушки с целью сломать взращенное ими дерево процветания Российской империи. Царь для этих финансовых технократов явно не был авторитетом, а Кейнс еще не написал свой «Трактат о деньгах», ставший для Сталина последней каплей в принятии трудного решения, похоронившего советский золотой червонец как фактор, сдерживающий рост экономики СССР.
С другой стороны стола за эпической битвой монарха с финансистами наблюдали Столыпин и Балакшин, приглашенные на встречу в официальном статусе председателя правительства и его товарища (заместителя), но предпочитающие не вставлять свои пять копеек, потому что обсуждаемая тема явно выходила за рамки их компетенции.
Между финансистами и министрами расположился «бабушкин сундук», внесенный накануне встречи конвойными казаками и выполняющий роль ружья на стене. Сразу удовлетворить любопытство присутствующие не успели, а после оглашения темы было не до аксессуаров.
– Николай Николаевич, – император тщательно скопировал покровительственно-учительский тон Кутлера, – вы просто заставляете меня цитировать Пушкина, который восхищался своим дядей, понимающим, «чем государство богатеет и почему не надо золота ему, когда простой продукт имеет».
– Вы хотите сказать, ваше величество, что в начале двадцатого века применимы идеи Адама Смита? – буквально фыркнул Малешевский. – Количество денег в обороте точно рассчитано и сбалансировано…
– Чем сбалансировано, Болеслав Фомич? – император всеми силами старался не кипятиться. – Золотым запасом? И вы считаете, этого достаточно для процветания страны?
– Таким образом мы создали комфортные условия для инвесторов, – пожал плечами Малешевский.
– Только для иностранных инвесторов, – возразил император. – Сначала взяли у них в долг золото, заплатили им кредитные проценты, а потом получили часть этих денег в качестве инвестиций. Прекрасный результат! Но я сейчас хотел бы заострить вопрос на другом: ваша сбалансированная денежная масса на самом деле таковой не является.
Утверждение монарха финансистов озадачило.
– Простите, ваше величество, – с нажимом произнес профессионально уязвленный Малешевский, – но я хотел бы получить пояснения!
– Извольте, Болеслав Фомич, – охотно согласился император, – правда, нам для этого придется отвлечься от ваших уютных формул и проследить процесс попадания денег на рынок. Вы рассчитываете необходимое и достаточное количество финансов в обороте, просто сопоставляя их с золотым запасом, что столь же примитивно, как и неэффективно…
При последних словах Малешевский покраснел, как рак, и запыхтел, как паровоз.
– А что происходит потом, когда вы свои цифры посчитали, а казначейство напечатало деньги? – продолжал монарх, игнорируя возмущение чиновника.
– Потом казначейство кредитует Госбанк, а Госбанк кредитует население под шесть процентов годовых
[51], – автоматически ответил Кутлер.
– Прекрасно, – кивнул император. – Итак, представим для ровного счета, что объем разрешенных к эмиссии денег – сто миллионов рублей
[52]. Заостряю ваше внимание – это все деньги, которые есть в государстве. Мы их эмитировали и через Госбанк раздали. Спустя год должники обязаны вернуть это «тело долга» и еще шесть миллионов сверху в качестве процентов. А теперь вопрос: откуда они возьмут эти шесть миллионов, если эмитировано всего сто?
Малешевский открыл рот, собираясь ответить, но так и застыл в немом положении. В его математических мозгах эта строгая финансовая задача была нерешаемой.
– А вы говорите – сбалансировано, – с усмешкой закончил император и с наслаждением раскурил трубку.
Кутлер бросил быстрый взгляд на Малешевского. В глазах математика читалась катастрофа, а в голове рушилась стройная и понятная финансовая модель. Побледневшее лицо свидетельствовало о приближении паники, на которую директор кредитной канцелярии был легок и охоч. Болеслава Фомича – больше ученого, чем чиновника – надо было спасать.
– Но должники могут рассчитываться не обязательно деньгами, – осторожно заметил Кутлер, – векселя, банковские билеты, закладные…
– Предлагаете заменить государственную денежную эмиссию частно-кредитным эрзацем? – усмехнулся император. – Полноте, Николай Николаевич. Не стоит лепить заплатки у негодного сюртука на самом видном месте. Легче пошить новый. Вы вместе с Витте не смогли обойти определенные экономические законы. Российские бумажные деньги не стали европейской валютой. За российский бумажный рубль можно купить золото. Но только один покупатель – Государственный банк России – готов приобретать российские бумажные деньги за золото. Финансовая система, созданная Витте, усугубила диспропорцию между товарно-денежной экономикой России, с одной стороны, и кредитной – с другой. Это привело к социальной напряженности, усугубленной сезонными колебаниями предложения зерна на внутреннем рынке. Большинство населения пострадало от усиления бедности. Положение надо исправлять.
– Но как?! – вырвался невольный возглас у Малешевского.
Тот же вопрос охотно бы задали Столыпин и Балак-шин.
– Вы сами предлагаете открыть эмиссию! Но тогда через год должникам придется где-то изыскать кредитные миллионы на уплату процентов! – недоумевал Кутлер.
– А кто вам сказал, что мы будем их давать в долг?
– А как тогда деньги попадут к населению?
– Мы будем выкупать у них готовую продукцию. Казенный заказ. Контрактация.
