– Который вы не имели права вскрывать…
– Петр Аркадьевич! Вы обещали! Ни одна дипломатическая печать не пострадала…
– Продолжайте, умолкаю…
– Позавчера капитан Тано очередной раз встретился с Гершуни и передал ему увесистый чемодан, в котором находилась взрывчатка…
– Простите, Владимир Николаевич, я обещал… но как?
– С начала прошлого года по личному распоряжению государя в структуре лейб-жандармерии образована поисковая группа со специально натасканными на взрывчатку собаками. Один из «охотников» якобы случайно оказался рядом с эсером и собака не подвела…
– Ещё раз прошу покорнейше простить…
– Ничего, я уже завершаю… Теперь самое главное. На этой станции к Вам на прием должен попроситься делегат связи, некий граф Зелинский
[47], и передать конфиденциальное письмо лично в руки. Это и есть один из заговорщиков.
– У него будет с собой «адская машинка»?
– Скорее всего нет. Блестящему офицеру тащить какую-то коробку или чемодан – привлечь к себе внимание. Его задача – убедиться, что все приговоренные на месте. А вот где будет заложена взрывчатка – увы, мы не знаем. Либо сообщники попытаются сделать это во время остановки поезда, либо заминируют пути или даже мост.
– А не проще ли просто стрельнуть?
– Тоже не исключаем, поэтому настоятельно рекомендуем под верхнюю одежду надеть панцирь Чемерзина. Но их цель – не только Вы. Слишком много интересующих людей собралось вместе. Литерный поезд, где на осмотр строящихся предприятий Урала едет половина правительства, ведущие конструкторы и ревизоры – лакомый кусок. Так кардинально обезглавить страну перед войной…
– Значит все-таки война?…
– Петр Аркадьевич, считайте, что это мои фантазии… Теперь к сути операции. На стрелке, сразу после станции, нас будет ждать на боковой ветке литерный поезд-близнец. Наша задача – быстро и организованно перебраться в него. Этот состав уже с нашими сотрудниками пойдет дальше. Ну а там – как Бог сподобит…
Лавров вздохнул и начал ожесточенно тереть красные от недосыпа глаза.
– Значит сначала принимаю этот пакет… отъезжаем от станции и только тогда организовано переселяемся? – осторожно уточнил Столыпин, – а наоборот никак нельзя?
Ротмистр помотал головой.
– Заподозрят неладное и отменят операцию. Станция наверняка под наблюдением. А нам надо осиное гнездо не потревожить, ниточки не обрубить. И чтобы с поличным…
– Кто утвердил операцию?
– Петр Аркадьевич… Вам не обжаловать и не отменить. Только принять к исполнению…
* * *
– Эко Вы, батенька, фантазёр, – Ленин смотрел на Дзержинского со снисходительным удивлением, – Томмазо Кампанелла… И где же вы в нашей отсталой, дремучей России найдете столько желающих добровольно взойти на эшафот? Нет, и еще раз нет! На современном историческом этапе «наша задача – учиться государственному капитализму у немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить это перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства.»
[48]
– Может быть Россия не так обихожена и комфортна, как заграница, – покачал головой Балакшин в знак несогласия, – но по совестливости своей Западу не уступает. Крестьянство согласно с написанным в Евангелии от Луки – от всякого, кому дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут. Применительно к гласным, измерять результат их деятельности можно и нужно. Измерять и сравнивать с предвыборными обещаниями, из-за которых они и становятся избранными, что всегда есть ноша тяжкая, а не награда.
– Выборы – это свобода волеизъявления! – обычно бледное лицо Дзержинского порозовело, а в устало-блеклых глазах зажегся недобрый огонек. – Выбранный народом – самый свободный, потому что ему не нужно заглядывать в глаза начальству для получения поста. Его начальство – избиратели. Но свобода без ответственности не бывает. Тут всё должно быть четко, по-военному. Пообещал – сделай! Не сделал – мошенник. Могут быть, конечно, обстоятельства непреодолимой силы, не позволившие… Вот пусть суд и разбирается, насколько они весомые. Невыполнение депутатом предвыборных обещаний должно квалифицироваться точно также, как действия недобросовестного подрядчика, собравшего деньги с пайщиков на строительство и не выкопавшего даже котлован… Ты – депутат, тебе народ доверился. Обманул, злоупотребил доверием – значит жулик. Суд, Сибирь… Это единственное место, где оправдана презумпция виновности, и политик должен доказать, что он не виноват в невыполнении обещаний и сделал всё, от него зависящее… Доверие – это то, на чем зиждется государство. Не будет его – рухнет, рассыплется, как карточный домик, вся страна. Выборными представителями должны быть те, кто как оголённый нерв народа… А если не так, то пусть уж самодержавие лучше, или по крайней мере – честнее… Партии? То же самое! За них даже голосовать можно списком! Но ответственность – такая же, только коллективная! Есть у партии предвыборная программа – вот пусть её партийцы всем гуртом выполняют. Не выполнили? Все вместе виноваты! Та же статья, только в группе лиц, отягчающая… И тогда всю эту партию, включая содержателей-жертвователей – строить дороги, можно даже всех в один острог, где они смогут до тонкостей отточить новую партийную программу к следующим выборам…
– Депутатов будет трясти, как осиновый лист от такой перспективы, – недоумевающе пожал плечами Ленин, перед которым зримо рисовались предстоящие выборы в Финляндском княжестве.
– А если не будет трясти депутатов, то трястись будет все Отечество. Нет, чем выше пост, тем больше должна быть ответственность. Там, где работягу можно только пожурить, начальника уже надо сечь батогами, а политиков и вовсе казнить на лобном месте. А пока ничего этого не происходит, государство будет наполняться жуликами, хоть назначенными, хоть выбранными, и авторитет власти, хоть самодержавной, хоть республиканской – без разницы, будет падать. И дойдёт до того, что возненавидят эту власть и те, кто её выбирал, и те, кого выбирали. Начнётся уничтожение с приставкой «само». Гражданская война – это тоже разновидность уголовной ответственности. Высшая мера наказания, к которой приговаривается сразу весь народ, все подданные, независимо от сословной принадлежности и социального статуса… За лень и политическую близорукость.
Дверь купе нетерпеливо распахнулась и на пороге показался уже одетый Столыпин.
