– А где же, по-вашему, будет тогда нанесен главный удар?
– А вот это, Алексей Андреич, вопрос не по моему чину! Давайте лучше еще немного согреемся и пойдем отдыхать – вот сколько сегодня всего наворотили… Даже башню ажурную шуховскую поставили. Завтра связисты подтянутся – будем докладывать о наших свершениях по беспроволочному телеграфу! Вот где чудо-то! Из монгольских степей – сразу в Петербург императору! Ну, за науку и за нас, тыловиков, обеспечивающих ее всем необходимым!
В это же время – Владивосток.
(Глава написана в соавторстве со Станиславом Тверитиным)
В этот год, как и положено, бухта Золотой рог замёрзла в самом начале декабря, а на Рождество на льду в центральной части города напротив Адмиральского сада уже организовали каток. Северную и южную часть Золотого рога соединил зимник – дорога, по которой осуществлялось транспортное сообщение с районом мыса Чуркина. Мост через бухту в те зимние месяцы был ни к чему и по льду бухты, как по променаду, до катка и обратно чинно фланировали праздные горожане.
– Николай Александрович! – из рубки стоящего на кильблоках номерного миноносца выглянуло розовощёкое, измазанное сажей лицо барона Радена. Чёрные густые, тяжеловесные гусарские усы на молодом подвижном лице лейтенанта выглядели по-бутафорски, а вот орден Святого Георгия 4-й степени – самый настоящий. Фердинанд Владимирович был начальником морского десанта, отправленного для обороны русского посольства в Пекине во время боксерского восстания, за что награжден не только отечественным, но еще и пятью иностранными орденами «в воздаяние примерной храбрости и самоотверженности».
Капитан второго ранга Сакс безрадостно посмотрел на ободранный льдинами борт крошечного боевого кораблика и провел ладонью по длинной вмятине, которой не хватило лишь малой доли дюйма, чтобы превратиться в длинную, чуть ли не в четверть корпуса, пробоину. Затем взглянул на лишенный одной из лопастей винт и тяжело вздохнул.
– Баловство всё это, – мрачно произнес он, обращаясь к барону, – все эти ледоколы, газолиновые двигатели, дальноходные мины, которыми просто не попасть на такой дистанции… Аппараты трехтрубные по отдельности не наводятся, а чтобы лишить меня огневой мощи, точнее – немощи, хватит одного-единственного снаряда. Все это ба-лов-ство, господа. Его Величество сам не знает, чего хочет. Минные стрельбы зимой! Можно подумать, что японцы горят желанием воевать во льдах!
– Учитывая превосходство японцев в базировании – их порты, заметьте, не замерзают! – начать военные действия зимой было бы для них вполне логичным, – не согласился лейтенант, ожесточенно оттирая масляные пятна ветошью. – Хотя, Вы правы в одном, Николай Александрович. До конца зимы напасть они не успеют, а следующей зимы ждать не будут, уж очень быстрый разбег взяли, теперь не остановятся.
– К тому времени, когда залив очистится ото льда, японцам уже не с кем будет воевать, – хлестнул перчаткой по борту миноносца Сакс, – мы прекраснейшим образом перетопим себя сами!
– Не преувеличивайте, Николай Александрович, – усмехнулся барон Раден. – В конце концов, поврежден только «двести десятый», а остальные…
– «Двести восьмой» и «двести девятый» все еще на замене машин, – не согласился Сакс. – А ваш «двести одиннадцатый» чудом уцелел. Если бы Вы, Фердинанд Владимирович, не перекинули рубильник…
Номерной миноносец 211
– Но перекинул же, – парировал Раден. – К слову, у меня самого были сомнения. Согласитесь, восемнадцать узлов для миноносца – уже неприлично, и как бы не воняли эти газолинки…
– Зато восемь моторов, точнее – десять, считая электрические! И восемь генераторов! Эта пахнущая газолином лоханка стоит сейчас, как хороший броненосец!
– Вы опять преувеличиваете, – барон закончил оттирать масло с рук и переключился на форменные ботинки. – Заметим, что при всей этой машинерии у нас с Вами не осталось ни одного котла, а что до этой вони… Знаете, я готов согласиться на обмен – вонь вместо дыма из труб. Вы оценили, что нас с Вами теперь не так-то легко заметить? На требуемые двадцать кабельтовых нашим «номерным» будет подойти намного проще, чем «именительным», особенно если кто из них будет дымить по соседству, отвлекая на себя внимание и огонь.
– И снова спрошу, барон. А толку? На двадцать кабельтовых даже эта новая мина идет четыре минуты. За это время цель может хоть на обратный курс лечь…
– Обратный – не обратный, но знаете, Николай Александрович, мне кажется, что мы сейчас находимся в положении артиллеристов, когда попадание в цель становится событием вероятностным.
– Предлагаете стрелять залпами и разбрасывать по морю не снаряды, а мины?
– Да. И не одним миноносцем, а всем звеном. Шесть торпед с разницей в углах наводки в пять градусов – это сотня саженей, двадцать саженей между минами… Одна из шести должна попасть. Думаю, головной вырабатывает данные для стрельбы, сообщает ведомому…
– Флажками? – прищурился Сакс.
– Да хоть мелом на рубке писать или сигнальному поднимать таблички с цифрами. У Вас, Николай Александрович, найдется хоть один толковый сигнальщик, который цифирь не перепутает?
– Надо попробовать, – кивнул тот. – Надеюсь, торпедолов вернется не пустым. Через неделю меня залатают…
– Я готов сам подать рапОрт командиру над портом, – улыбнулся лейтенант. – Снова затребую ледокол, торпедолов и мины. Вижу, что Вы сейчас не в духе.
– Будешь тут в духе, – нахмурился Николай Александрович, – когда все борта чуть ли не насквозь продраны, и один винт, как корова языком… Сегодня ты обычный миноносец, а завтра – подводный. Кстати, Вы не слышали, как там подводники?
– Говорят, на этот раз сами всплыли, хотя стрельбы еще не проводили. Только через месяц, – пожал плечами барон.
– Вот уж кто и правда самоубийцы, – фыркнул Сакс, – Фердинанд Владимирович, позвольте поинтересоваться, что вы начищаетесь, как гардемарин-первогодок перед вахтой? Ради кого парад?
– Любезный Николай Александрович! – барон поправил элегантную, но абсолютно не по погоде, фуражку. – Если я вам расскажу, то Вы захотите ее увидеть, а если увидите – влюбитесь без памяти, и мне тогда придётся вызывать Вас на дуэль, поэтому ограничусь целомудренным – она дочь священника!
– Из нового – Покровского?
– Нет, из Урадзио хонгандзи.
– Японка?
– Ну-у-у-у, какая же она японка? Японочка! Её зовут Изуми, и она действительно изумительная! Она нашла меня специально, чтобы передать благодарность от супруги японского посла, чью семью я имел честь защищать в Пекине от мятежников и… Николай Александрович, как она изумительно-потешно лопочет по-русски!..
