Он прошелся по кабинету вперед-назад.
Англичане – моряки умелые, а потому драка с ними обещает быть страшной. Флот должен быть готов стоять насмерть! Кто не чувствует в себе таких сил, пусть списывается на берег немедленно. Мы подготовили указ, запрещающий спускать флаг перед неприятелем, – глаза императора блеснули. – Ни шагу назад! Мы можем позволить себе потерять все броненосцы до единого, но враг должен обильно полить собственной кровью каждую милю отвоеванного у нас моря.
Седой адмирал согласно кивнул.
Вспомним, – продолжил самодержец, – что привело к тому, что севастопольские адмиралы были вынуждены затопить свои корабли, превращая опытные и дорогие для казны экипажи в храбрую, технически грамотную, но плохо знакомую с сухопутной спецификой пехоту?
Техническая отсталость, Государь, – вздохнул Чихачев.
Именно, Николай Матвеевич. Поэтому мы стремимся компенсировать численное преимущество противника нашими техническими уловками, тратим безумные деньги на модернизацию тех вооружений, которые можно довести до реального боевого применения в ближайшее время. Из-за эффективной дальности противоминного калибра менее, чем двадцать кабельтовых, нам нужны торпеды, проходящие две мили и больше. Если наши миноносники достигнут десяти процентов попаданий с такой дистанции – одна торпеда из залпа дивизиона да найдет вражеский корабль. Сколько дивизионов будет готово у вас к весне, Карл Петрович?
Четыре, государь, – ответил подтянутый контр-адмирал с новенькими, не обмятыми еще погонами.
К вам придет восемнадцать вражеских броненосцев против ваших пяти. Или, если Степан Осипович все-таки доберется до Владивостока – против ваших девяти, – вздохнул император. – В Черном море мы должны ожидать минимум восемь против наших четырех, два из которых еще не будут готовы к весне. На Балтике – восемь, а то и десять, против трех наших стариков. Задача эффективного противостояния таким силам совершенно неразрешима в рамках традиционного подхода. Мы должны компенсировать недостаток кораблей первой линии минными заграждениями, торпедными засадами и береговой артиллерией там, где это возможно. Иначе опять собственными руками топить корабли, ссаживая пехоту на берег и подтверждая мнение о бессмысленности и ненужности флота для России?
Присутствующие переглянулись. Обрисованная перспектива им категорически не нравилась.
Замечу – это очень вредное и, я бы сказал, гибельное для России мнение, – самодержец взял из коробки балканскую папиросу, сунул ее в усы и затянулся. – Именно поэтому мины, якорные и самодвижущиеся, береговая артиллерия, подводные лодки – все это должно быть готово встретить "дорогих гостей". Наши броненосцы должны атаковать противника с недоступных пока для него дистанций. Тогда, подсчитав потери первых боестолкновений, враги задумаются, стоит ли им продолжать действовать столь резво. Поэтому мы вложим всю свою силу и энергию в самый первый удар. Он должен стать для противника шоком, а затем… Если враг не успокоится и решит дожать нас, считая, что все решит последний батальон, миноносец и снаряд, тогда начнется экономическое соревнование. Это уже другая война и другая тактика. Но мы тоже имеем шансы ее выиграть, в том числе и на море. Враги даже не подозревают, насколько их торговля уязвима, – император задумался. – Но пока мы концентрируемся исключительно на том оружии, которое даст максимальный эффект к началу войны. Оно должны быть испытано, доведено до приемлемого уровня надежности и доставлено в войска и на корабли, освоено в достаточной степени, чтобы применить в первых же боестолкновениях. Тогда и последующая задача, я имею в виду войну экономик, будет для нас намного легче.
Глава 17. Разведка вступает в бой первой
05 февраля 1902 года. Дальний.
Торговец строительным лесом и земельными участками в Маньчжурии, совладелец фирмы "Грюнберг и Рейли", нетерпеливо дёрнул скобу, пропуская позднего посетителя.
– Что так долго? Сколько можно ждать? – зашипел он на заснеженного с головы до ног пехотного прапорщика, яростно стряхивающего с себя сугроб прямо под ноги.
– Заткнитесь, Сидней и слушайте, – брезгливо перекатил слова через губу поздний гость, разговаривая так, как умеют делать только аристократы, с молоком матери впитавшие в себя манеры общения с плебеями, – больше никакой информации от меня не будет. Охрана складов полностью заменена, наш полк отправляется на переформирование. Здесь – поступления металла и камней за последнюю неделю…
Лейтенант разведки Великобритании Сидней О’Рейли, урожденный в Одессе, как Соломон Розенблюм, жадно схватил протянутые листки и впился глазами в ровные столбики цифр, из-за чего весь документ был похож на архитектурный проект квадратно-гнездового дома.
Поступления еженедельно удваиваются, – пробормотал он, водя толстым пальцем по плотной бумаге. – Как жаль, барон, что ваш полк нёс караул всего один месяц, а нам жизненно необходимо знать, сколько там всего? И ваш опыт горного инженера был бы весьма кстати….
– Собственно, ради этого я и пришел! – поздний гость смотрел на О’Рейли с легким налетом превосходства, в котором незримо витало презрение, но не такое, когда в ответ хочется возмутиться и бросить перчатку, а другое, когда неожиданно начинают полыхать уши и ты ощущаешь себя голым на дворцовой площади… Прапорщик смотрел на О’Рейли именно такими глазами, но ради важной информации английский разведчик одесского происхождения готов был стерпеть любое унижение.
Меня, как горного инженера, привлекли к работе по проверке минералов, и мне удалось скопировать акты ревизии, которая только что закончилась. Я готов вам их передать, но…
– Да-да, я понимаю, давайте пройдём и обсудим!
– Решительно нет времени. В качестве аванса скажу – масса накопленных на складах металлов и камней поддерживается на уровне трети стоимости эмитированных товарных векселей финансового дома братьев Рябушинских. Таким образом, зная отношение новой эмиссии к общему номиналу, можно спокойно вычислить изменение остатков на складах. Ну а если вы хотите знать отправную точку… Вот вам мои условия, – прапорщик небрежно сунул в руки О’Рейли небольшой конверт, – найдёте меня в Харбине. Честь имею!..
Выйдя из одинокой фанзы на окраине города, служившей явочной квартирой для встреч с британским разведчиком, барон Врангель облегченно вздохнул, перекрестился и ловко запрыгнул в небольшие сани, с запряженной в них каурой кобылкой.
Ну как, подопечный созрел? – осторожно спросил у прапорщика капитан Едрихин, когда барон плюхнулся на покрытое попонкой сено и лошадка ходко потащила возок по укатанному снегу.
