– Оставим рядом с телом, – перехватив её взгляд и поморщившись, прокомментировал Канкрин, – надеюсь, полиция передаст документы по назначению, не вскрывая посольские печати…
– Александр Георгиевич! – Маша умоляюще посмотрела на начальника, – вы же знаете местную полицию. Выпотрошат… Вся работа коту под хвост!
Раньше, Мария Александровна, надо было думать, – уже по-другому, жёстко ответил Канкрин, – как вы могли не заметить, что он за вами увязался?
Маша потупила глаза. Промашка была явной. Возразить было нечего. В состоянии эйфории от собственной удачи, ощущения, что всё получается, она расслабилась и потеряла бдительность. Не обратила внимание на заблестевшие от вожделения глаза ухажёра после её кокетливых уверений, что живёт одна. Мимо ушей пропустила слова, что в традициях мужчин его семьи внезапные визиты к любимым женщинам. Не заметила, как Тони тихо проследовал за её экипажем, дождался когда на втором этаже откроется окно, вскарабкался по водосточной трубе и буквально свалился на голову дежурной смене шифровальщиков. Те, строго в соответствии с инструкцией, стреляли без предупреждения…
Маша села в кресло и закрыла лицо руками. Её упрямая натура не соглашалась с вариантом “ах, не получилось, ну и подумаешь…” Вокруг скрипели сапоги, шуршал быстро сматываемый кабель, шелестели спешно перемещаемые в саквояжи пачки исписанных листов с перехваченными шифровками британской разведки, а в её голове крутилась мысль о собственном проклятии неоконченных дел. Или она завершит гештальт, или будет мучаться с ним всю оставшуюся жизнь.
– Георгий Александрович!
Канкрин с удивлением увидел, как Маша преобразилась, как в плотную ниточку сдвинулись губы и изящные брови нарисовали на лбу упрямую “птичку”.
Вы мне цитировали слова государя, что военачальник, который не терпит возражений, терпит поражения… Так вот, я имею смелость вам возразить. Просто так оставлять документы беспризорными нельзя. Их требуется доставить адресату во что бы то ни стало!
Ну и что вы предлагаете, – устало оперся о подоконник Канкрин, – послать посылкой в Лондон в адмиралтейство?
Вы намерены обставить гибель Вууда, как ограбление неизвестными?
Канкрин молча кивнул и посмотрел на часы, начавшие отбивать мерные удары.
В таком случае жертв ограбления может быть больше, не так ли?
Мария Александровна, при всём уважении, я не готов к масштабному террору местного населения, – начал говорить граф и вдруг осёкся, упершись взглядом в глаза своей помощницы, ставшие из синих серыми, – постойте-постойте, я правильно Вас понял?
– Георгий Александрович, родненький! – Маша просительно сложила руки, – вы же сами понимаете, что это единственный шанс закончить то, что мы начали. К тому же, я смогу навести их по ложному следу и отвлечь внимание от порта, где вам еще предстоит серьезная работа. В конце концов, это была моя ошибка и кому, как не мне, её исправлять?
Последние слова Маша уже почти выкрикнула. Техники даже прекратили работать, недоуменно оглядываясь на спорящих и впервые наблюдая, чтобы их начальники конфликтовали.
– Хорошо, – сыграв желваками, ответил Канкрин, – каков ваш план?
Утренние газеты Монтевидео вышли с сенсационными заголовками о наглом ограблении представительницы Нью-Йоркского бюро “Pacific express”, которую ценой своей жизни спас, заслонив от пуль бандитов, второй секретарь британского посольства. Потерпевшая тоже была ранена, но, к счастью, не опасно и в настоящее время находится в больнице. Ценности, к сожалению, спасти не удалось. Их, как и портфель дипломата, злодеи забрали с собой и скрылись в неизвестном направлении.
Газеты знали не всё, что знала полиция. В частности, они были не в курсе, что потерпевшая, как только пришла в себя, на следующий день на первом же допросе сообщила инспектору, что нападавшие, думая, что она мертва, говорили между собой по-немецки.
Но и полиция обладала не всей информацией. Она была не в курсе, что посольство Германии в Уругвае получило от агента морской разведки, внедренного на русскую эскадру, информацию о крайне интересном особняке в Монтевидео, используемом русскими для прослушивания телеграфных сообщений англичан и оставленном в связи с отплытием эскадры. Скромные работники посольства с военной выправкой моментально проверили указанную информацию, нашли ее полностью соответствующей действительности, срочно оформили документы и уже приступили к установке соответствующей аппаратуры. Самым густым мраком тайны оказалась окутана сделка с выкупом пакета документов, опечатанного пломбами директората разведки Великобритании, между военно-морским агентом кайзера и контрабандистами.
Глава 21. Ставка Верховного Главнокомандования
26 февраля 1902. Москва. Кремль…
Изрядно побледнев, Мария Фёдоровна все-таки моментально взяла себя в руки и, вытащив запыхавшегося генерала из приёмной, зашипела на него так, что бедный служака начал непроизвольно икать и заикаться.
– Граф, извольте успокоиться и внятно, по порядку пояснить, что произошло?
Главноуправляющий Собственной Его Императорского Величества канцелярией по учреждениям императрицы Марии Федоровны, казачий генерал Никола́й Алексе́евич Бахметев, получивший титул графа и фамилию «Протасов» по завещанию ещё до указа о запрете наследовать титулы, позорно икнул, кивнул головой и скороговоркой отрапортовал, выпучив глаза от усердия:
– Металлурги Кура́ко и Грум-Гржима́йло привезли на полигон новые броневые листы для железнодорожных крепостей. Сказали – гарантируют, что трехдюймовка их не пробьёт. Тогда государь улыбнулся, встал за плиту и дал команду начать контрольный обстрел…
Генерал побагровел и опять задергался от спазмов диафрагмы.
Ну, Николай Алексеевич, дальше что?
Суворин встал… Инженеры – тоже… Потом там столько народа столпилось…
– К чёрту подробности, бронеплиту пробило?
– Нет… уфф… но какой-то дефект… Брызнуло мелкой крошкой, почти всем досталось.
– Он в госпитале?
– Что вы, матушка! Господь с вами, Кормилица вы наша! Государь на ногах остался стоять… Даже не ругался сильно… И совещание провёл, где указал инженерам на просчёт, рассказал, почему броня, как картечь, может покосить свой же гарнизон, сидящий в крепости, подсказал, на что обратить внимание и исправить… Да он и сам вскорости изволит быть, сможете лично убедиться!..
– Ну, появись он только мне на глаза, мальчишка!..
Император поправил повязку, упорно сползающую на глаза, вздохнул, опёрся о столешницу и улыбаясь, с нежностью, понятной только ему, посмотрел на неистовствующую Марию Фёдоровну. Все мамы в чем-то очень похожи. Особенно, когда гневаются на своих детей, а за их неугасимой яростью проглядывается искреннее беспокойство за здоровье и жизнь мужчины, на личность которого обращен этот священный гнев.
