– У тебя есть основания сомневаться в этом?
– Ты ведь в курсе, Джек, что русские перестволивают все свои десятидюймовки на немецкий калибр? Все, до единой.
– Разумеется. Не самое мудрое решение. Немецкие пушки еще хуже. Слишком легкий снаряд, слишком малая начальная скорость…
– А ты никогда не думал, куда они дели свои старые снаряды? Ведь лейнируют они исключительно расстрелянные орудия, Джек.
– Черт. Ты полагаешь, что их канониры стреляли столько, что наловчились попадать акуле в глаз?… Брось! Русские никогда не были прилежными учениками там, где требовалось знать больше таблицы умножения.
– Арчи очень обеспокоен, знаешь ли. При достаточной практике можно научить не только стрелять, но и попадать. А учитывая, что у русских принято запасать по два боекомплекта на ствол, практика у флотских и береговых артиллеристов должна быть просто первоклассной. Кстати, Уилли Мэя очень заинтересовали их двойные дальномеры. Он отправил твой отчет Барру и Струду, но… Они обещают первый образец не раньше августа.
– Мы можем оттянуть события?
– Нет. Иначе мы лишимся Индии, и это будет катастрофа.
– Но какого черта они вообще…
– Джек. Дже-ек. Не заметить лихорадочного вооружения японцев может только слепой, не осознать, против кого и с какой целью они вооружаются – только идиот. А теперь поставь себя на место царя. Как считаешь, что бы произошло, не продай мы макакам шесть «Канопусов» и не усиль их экипажи своими людьми?
– Русские раскатали бы их до состояния камбалы, сэр. Японцам нужно было еще два года на подготовку. Они хорошие моряки, но…
– И что произошло бы потом? Когда русские высадились бы под стенами дворца Микадо?
– Мы бы обязательно вмешались, как и в семьдесят восьмом. По крайней мере, я убедил бы Его Величество…
– Его Величество не надо было бы убеждать, Джек. Русские в Японии – это не меньшая катастрофа, чем русские в Индии. Или в Проливах. Мы просто не можем позволить себе такого. И царь это понимает. Он дьявольски умен. Единственный вариант для него – сделать так, чтобы нам стало не до Японии. И он поднял ставки. Он пошел ва-банк. А банк у него вполне приличный. Поэтому мы должны разгромить их быстро, решительно и на всех театрах военных действий, а не на одном, как в прошлый раз.
– И поэтому…
– И поэтому послезавтра я с Его Высочеством выхожу в Стамбул. На «Александре».
– Понимаю… – медленно произнес Джек. – Не то, чтобы я не хотел устроить иванам вторую Крымскую лично, господин адмирал…
– Не обижайся, Джек. Во-первых, в Индийском океане ты знаешь каждую селёдку. И что тоже важно, каждая селёдка там знает тебя. Во-вторых, визит Принца Уэльского вместе с Первым Морским Лордом что-то да значит. И в-третьих, «Александра» когда-то была моим кораблём, а я сентиментален.
Джек нехотя кивнул.
– Да, кстати, не стал говорить сразу, – Первый Морской Лорд вздохнул. – Раз уж не стоит опасаться удара в спину, я изымаю из твоей эскадры «Цезаря», «Илластриес» и «Викториес». Прости, Джек, но одними «Адмиралами» я с их новым «Потемкиным» не справлюсь.
– А «Маджестики» Канала?
– Они пойдут на Балтику вместе с «Нилом», «Трафальгаром» и парой «Формидеблов». Нам надо впечатлить кое-кого, и на Балтике это должны быть не только русские. Кроме того, у «Формидеблов» и «Маджестиков» лучшая противоминная артиллерия.
– Да, Вильгельм слишком непредсказуем.
– Речь не только о нем. Но я обещаю, Джек: когда тройка «Маджестиков» справится с «Потемкиным» и у русских останется только три медленных броненосца с устаревшими тридцатикалиберными двенадцатидюймовками, я верну тебе все, что забрал.
– К тому времени будет уже всё равно. Я просто размажу русское старьё своим старьём. Я жалею, что «Полифемусов» у меня будет не семь, по числу броненосцев у русских.
– Четыре корабля из этой русской семерки тоже будут с девятидюймовками. Наши агенты зафиксировали замену стволов на «Ростиславе» и тройке малых броненосцев.
– Да, я учитываю это, Уолт… Проверь-ка, не меняют ли русские свои двенадцатидюймовые тридцатикалиберные пушки черноморских броненосцев на немецкие девять с хвостиком… Если да, значит, что-то с этими чертовыми орудиями не так. Такой глупости в сочетании с продемонстрированным в Уругвае коварством просто не бывает.
Мотовилиха.
Владимир Ильич присел за любовно обработанный умелыми руками столик из сибирской лиственницы и с наслаждением отхлебнул из глубокой глиняной кружки пенный янтарный напиток. Ленин совсем не ожидал в этой пермской глуши отведать настоящего немецкого пива и посидеть в такой же уютной пивоварне, как знаменитая Хофбройхаус, к которой он так прикипел в Мюнхене. Качество напитка местного заведения, спрятанного от посторонних глаз за монастырскими стенами, было явно не хуже, а может быть даже превосходило изделие баварских пивоваров. И всё благодаря тому, что вместе с двумя пильгерстанами конструкции братьев Манесманн в Пермь приехало больше трех сотен квалифицированных мастеров из Deutsch-Österreichische Mannesmannröhren-Werke Aktiengesellschaft. Они были авторами как технологического чуда, выдавшего сегодня прокат первых бесшовных труб, так и бытового, выражающегося в идеальном порядке, царившем в цехах и на прилегающей территории, в появлении непритязательных, аккуратных мест отдыха, вроде этой пивоварни во главе с обаятельным Юлиусом, уроженцем Вестфалии.
“Не-е-ет, – подумал Ильич, наслаждаясь творением пивовара, – если в Германии революция еще медлит "разродиться", наша задача – учиться государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить это перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства. Посмотреть на карту России! К северу от Вологды, к юго-востоку от Ростова и от Саратова, к югу от Оренбурга и от Омска, к северу от Томска идут необъятнейшие пространства, на которых уместились бы десятки громадных культурных государств. На всех этих пространствах царит патриархальщина и самая настоящая дикость. А в крестьянских захолустьях всей остальной России? Десятки верст проселка, бездорожья отделяют деревню от железных дорог, от материальной связи с культурой, с капитализмом, с крупной промышленностью, с большим городом. Разве в этих местах не преобладает та же обломовщина и полудикость?…
[68]
– Владимир Ильич, – голос Столыпина прервал размышления революционера, – разрешите потревожить?
Ленин поморщился. Только что на мажорной ноте закончился митинг, где его заключительный лозунг “Пролетарии всех стран – соединяйтесь!” сорвал бурные аплодисменты. Меньше всего ему сейчас хотелось видеть этого царского держиморду. Но делать нечего…
