* * *
– Ну что, Ваша Светлость, передумали проситься в отставку? – с легкой ехидцей спросил новый губернатор Маньчжурии Никола́й Ива́нович Гродеков
[6] начальника штаба Приамурского военного округа Константина Николаевича Грибского
[7], аккуратно поправляя на груди бывшего подчиненного новенький орден имени Светлейшего князя Михайло Кутузова.
Никола́й Ива́нович Гродеков
Константин Николаевич Грибский
– Каюсь, грешен был, Ваша Светлость, – в тон бывшему командующему ответил генерал, коснувшись ордена Суворова, только что украсившего мундир Гродекова. Запаниковал, понимаешь, когда почти половина моего штаба демонстративно уволилась в знак несогласия с новыми порядками в армии. До сих пор в ушах стоят эти крики про “язык макак”, который они теперь, видите ли, обязаны учить и про неминуемый развал дисциплины, если солдата не лупить, как сидорову козу.
– Ушли те, кто службу воспринимал, как синекуру, а солдат, как досадную помеху собственному спокойному времяпровождению, – вставил своё слово атаман Уссурийского казачьего войска генерал-лейтенант Чичагов
[8], чей мундир тоже украшал суворовский орден. – У казаков мордобой и так не в почёте, а вот грамотой манкировали, да-с… Зато теперь у меня в каждой сотне есть хотя бы один, кто знает китайский, маньчжурский или монгольский. И с легкой руки Позднеева, все, как оглашенные, принялись учить японский.
Николай Михайлович Чичагов
– С таким-то приварком к жалованью – немудрено! – хохотнул Грибский. – Я, признаться, господа, и сам частными уроками китайского и японского балуюсь, хотя и времени в обрез. Обнаружил, что письмо, точнее – иероглифы у них одинаковые, китаец может прочесть написанное японцем и наоборот. Вот и решил зубрить. Получается, что оба языка сразу учу. Уже две сотни картинок одолел. Кстати, сделал прелюбопытные открытия. Если японский иероглиф, обозначающий слово “женщина”, повторить трижды, получится “шумливый” или “крикливый”… И он же обозначает слово “разврат”, вот-с…
– А помните наш неожиданный вызов на Кавказ? – прикрыв глаза и погрузившись в воспоминания, произнес Чичагов, – как государь нас озадачил Маньчжурией?
– Не озадачил, а ошарашил! – кивнул Гродеков. – То – ничего, то – всё! То бедными родственниками считались, а тут вдруг в “завидные женихи” обратились. Зато теперь в наше разведочное управление осведомители в очередь записываются. Потапов и Стрельбицкий разве что конкурсы не объявляют за самую свежую информацию. Шутка ли – увеличить бюджет тайных операций сразу в двадцать раз!
– Но ведь всё равно проглядели, стервецы! – скривился Грибский, вспомнив события прошедшего лета 1901 года, когда к его полевому штабу прорвался целый полк китайской армии, сочувствующий ихэтуаням, а у него под рукой, кроме комендантского взвода, оказалось только прибывшее отделение снайперов африканской бригады, да какая-то экспериментальная картечница, больше похожая своими расставленными лапками и любопытствующим носом на паука-переростка.
– Ваше Высокопревосходительство! – козырнул тогда штабс-капитан в плащ-накидке, больше похожей на кусок газона, прилепленного на спину, – прошу разрешения на организацию обороны по новым уставам. Имею соответствующий опыт и наставления…
– Действуйте, голубчик, – угрюмо ответил Грибский, – хотя бы на десять минут задержите, – и отправился уничтожать штабные шифры и остальную секретную документацию, в захвате которой он уже не сомневался, как, впрочем, и в гибели собственного штаба.
Африканеры открыли огонь, когда до развернувшегося для атаки китайского полка было еще больше версты. Грибский поморщился, прекрасно понимая, что на таком расстоянии ни о каком прицельном огне не может быть и речи. Выскочил из палатки, когда в беспорядочный треск самозарядных винтовок вплелось утробное рычание пулемёта, чья позиция была развернута всего в двадцати шагах от штаба. Посмотрел туда, где должен был быть враг и онемел – вместо колышущихся несколько минут назад штыков, стройных, наступающих колонн по полю металась обезумевшая толпа, никак не похожая на воинское подразделение. Удивительно, что Грибский, как ни всматривался, не мог найти среди них ни одного командира.
– Мы выбили офицеров, когда до наших позиций оставалось добрых пять сотен шагов, – объяснил позже разгоряченный боем штабс-капитан, любовно поглаживая свою винтовку с оптическим прицелом Фидлера, – а когда пулеметчики начисто выкосили первые ряды, поднялась паника, ее остановить было уже некому.
Тот памятный бой, перевернувший всё представление генерала о современной тактике, когда его воины, не потеряв ни одного убитым и даже раненым, взяли в плен больше тысячи солдат противника, стал хрестоматийным для всей кампании по разгрому боксёрской “Армии честности и справедливости”. Отстреливая еще до начала боя командиров и вожаков, снайперы превращали подразделения противника в неуправляемую людскую массу. Её в таком состоянии не требовалось уничтожать, поэтому потери всех боксерских войск не превысили и восьми сотен, но зато число пленных перевалило за пятьдесят тысяч. Все они, а также сочувствующие, были под конвоем отправлены на строительство круглобайкальской железной дороги и второй колеи Транссиба, дотянувшейся за 1901 год до Верхнеудинска и далее уходящей вверх по реке Амур на Благовещенск и Хабаровск. За разгром двухсоттысячной армии ихэтуаней все три генерала-дальневосточника были награждены новыми наградами: Чичагов и Гродеков – орденом имени Суворова, а Грибский, как штабник, – орденом Кутузова, с прилагаемым княжеским титулом. Других вариантов стать князем, как только лично заслужить в бою высшие полководческие награды, в империи отныне не существовало.
– Нет, Николай Иванович, в отставку больше не собираюсь, – ответил наконец Грибский на шуточный вопрос Гродекова, – вы же видите, всё только начинается…
Гродеков и Чичагов одновременно кивнули и помрачнели. Активность России в Маньчжурии и Монголии без пристального внимания не осталась. Юань Шикая императором Китая не признала ни одна страна, кроме России. Его бэйянская армия была негласно приравнена к ихэтуаням и подвергалась постоянным нападениям и провокациям. Пекинская дивизия сидела в осаде, а баодинская под угрозой окружения и уничтожения английскими и японскими регулярными войсками, скатывалась всё ближе и ближе к Маньчжурии, стремясь опереться на передовые позиции русской армии. Прикрываясь необходимостью сохранить порядок и защитить концессии в отсутствии центрального правительства, Англия и Япония стягивали в Китай войска, постоянным потоком разгружавшиеся в Вейхавее, мелкими ручейками и речушками растекающиеся по провинциям Чжили, Шэньси и Гэньсу, широкой дугой охватывающие Маньчжурию с юга.
