Мора вспыхнула.
– Ты им зубки показывай, а не мне, – кивнула на дверь Хенна. – Ну-ка пойдем.
Еще только забравшись на диванчик, Мора скинула туфли – она подсмотрела эту маленькую вольность у госпожи Тааре, и, пока не пришла Хенна, Мора чувствовала себя легко и непринужденно.
Теперь левая туфля куда-то запропастилась, но Хенна ждать не стала. Она ухватила Мору за локоть, рывком подняла на ноги и подтолкнула к раковинам:
– Ну!
У зеркала над умывальниками все еще витал цветочный аромат. Хенна встала позади и взяла Мору за плечи.
– Выпрямляйся.
Мора неохотно повиновалась, но смотрела по-прежнему себе под ноги. Она так и стояла в одной туфле. Босую ступню обжигало холодом, и Мора чувствовала себя жалкой.
Хенна дернула ее за волосы:
– Смотри вперед. Вперед и вверх. Вот так.
– Больно вообще-то!
– Врешь. А теперь стой и не дергайся.
Мора замерла. Хенна в зеркале хмурилась.
– Стоишь?
– Ну стою…
Пряди снова упали Море на лицо, но Хенна тут же подцепила их, бесстрашно пробежав пальцами по отметине, собрала на макушке, завернула в пучок и, выхватив из собственных волос заколку, закрепила.
– Вот так.
Она отступила. Мора замерла. Нечасто она себя рассматривала, а уж тем более так пристально. Никогда не поднимала волосы наверх. Никогда даже не заправляла их за уши. Она боялась – но не только половины собственного лица. Больше она боялась собственного страха.
А теперь лицо было безжалостно оголено, и от внезапного отвращения Мору передернуло. Уродство глядело на нее из зеркала – нагло, бесстыдно, вызывающе. Она сглотнула.
– Стой и смотри, – приказала Хенна.
– Зачем?
– Смотри! И голову выше. Спину держи.
Хенна нажала ей между лопаток, и Мора выпрямилась.
– Я не понимаю…
– Смотри, говорю!
Мора опустила босую ногу на гладкий ледяной камень, но холода больше не замечала. Подняв голову, она смотрела на свое отражение. Ванную комнату заливал яркий, беспощадный свет, и отметину было не спрятать.
Сначала хотелось зажмуриться. Как в архиве, когда она смотрела запись отмеченного. Но тогда можно было поиграть в игру, представив, что есть только голос, а лица будто и не существует. Но себя-то не обманешь. Вдруг захотелось сбросить собственную кожу, как хассри из подземных садов Второго кольца. Вылезти и сбросить ненужную, испорченную шкуру, чтобы потом нарастить новую. В конце концов, не так уж это и невозможно. Она мечтала об операции много оборотов.
Мора скривилась и хотела уже отвести взгляд, но Хенна снова ткнула ее в спину:
– Смотри, я сказала!
Мора перевела взгляд на отражение Хенны. Меж бровей у нее залегла глубокая складка, губы сужены, но лицо это нисколько не портило. Покупала ли ей семья операции? Уж конечно. Глаза увеличены, уголки их заострены и углублены, а еще эти ямочки на щеках, которых сейчас, конечно, не видно…
– Не на меня! – одернула ее Хенна.
Мора закусила губу. Снова взглянула на себя. Сначала хотелось смотреть только на чистую сторону лица. Поверх отметины взгляд скользил быстро, неохотно – Мора не понимала, зачем ей это все, зачем мучиться и рассматривать то, что с ней и без того каждый день.
– Да стой же! – угрожающе повторила Хенна.
И Мора стояла. А потом поняла, что у нее больше не дрожат руки, не хочется горбиться, не хочется отвести глаза. Чем больше она смотрела, тем меньше отметина пугала ее. Она тускнела, теряла потихоньку свою жуть, и теперь все, что Мора видела в зеркале, – это странное лицо, такое человеческое и красивое с одной стороны и такое чужое – с другой. Оно даже не казалось уродливым. Да, кожа смятая и потемневшая, а глаз неестественного, красного оттенка. Но… уродливое? Да что такое вообще эта красота?.. Ну а форменное платье университета имени Его Святейшества Коддо ей очень даже к лицу. Подчеркивает цвет правого глаза.
Мора слабо улыбнулась. Неужели она нашла в себе что-то хорошее?
– Уже смеешься? – с сарказмом уточнила Хенна. – Отлично. Тогда пойдем.
Мора дернула плечом. Улыбка увяла. Она может себе воображать что угодно. Другие-то видят в ее отметине уродство.
– Прилипла? – спросила Хенна, глядя на ее отражение. – Теперь не налюбуешься?
Где-то в отдалении грохнул гонг. От этого пол завибрировал, а вода, собравшаяся на бортике раковины, мелко задрожала. Перерыв заканчивался. Мора выдохнула и снова съежилась. Быстрая, незлая насмешка уколола ее.
– Ты чего такая хрустальная? – поджала губы Хенна. – Ну? Спину выпрями. Голову обратно подними.
И сжала ее плечо – так крепко, что Мора вздрогнула.
– А можно без этого? Без рукоприкладства?
– О, опять зубки! Вот и не убирай. Злись! Не будь ты вяленой рыбиной. Возьми себя в руки!
Мора хотела было возразить, что никакая она не рыбина и брать себя в руки ей совершенно незачем, но тут дверь ванной снова отъехала. Из коридора пахнуло теплом и шумом, к кабинкам, не торопясь, прошла высокая незнакомая девушка, и Мора машинально опустила глаза.
– Опять! – возмутилась Хенна. – Ты же все можешь, я видела!
– Да зачем это тебе?
– А ты как думаешь? С серыми мышками я не дружу.
– Вот и не дружи, в чем проблема?
– В том, что ты точно не мышка. Я знаю!
По лицу у Хенны пробежала какая-то тень. Значит, ей и правда так важно внимание окружающих, которые смотрят на Мору, а заодно и на нее? Только вот Мора ей не нравится, и она пытается ее переделать под свой вкус…
Мора потянулась к заколке и распустила волосы.
– Иди-ка ты своих подружек строить, – буркнула она. – Из меня тут ничего лепить не надо.
Она вернулась к диванчику и заглянула под сиденье. Туфля забилась к дальней ножке, и, чтобы достать ее, пришлось опуститься на пол. Когда она распрямилась, Хенна стояла над ней, сложив руки на груди.
– А я-то думала, что такую, как ты, будет бояться весь универ. Что мы тут все по струнке ходить начнем. Что ты всех на колени поставишь. А ты сама вон… на коленях. Трусиха. Этот шрам у тебя, наверное, не только на лице, но и поперек мозгов.
И Хенна, вздернув нос, удалилась из ванной комнаты. Когда незнакомая девушка вышла из кабинки и бросила на Мору любопытный взгляд, она так и сидела на коленях, сжимая в руке пыльную туфлю.
* * *
На занятие она опоздала. Предмет был, как назло, один из незнакомых, Мора даже название успела забыть. Кажется, он встречался в расписании всего один раз, но это не насторожило ее.
