Лицо у отца было совсем пустым, как будто ничего особенного он и не сообщил. Он просто сказал, что мама заболела, и попросил Рея не шуметь. Но Рей и не смог бы шуметь.
Он сразу это ощутил, в ту же минуту, как папа сказал короткое, глупое и как будто не особо серьезное «заболела». «Заболела» – это когда простуда или мигрень, вот что такое «заболела». Но с мамой было что-то другое, и голос отца это выдал. Чем сильнее отец был разозлен, разочарован, растревожен, тем спокойнее он говорил. В этот раз он почти шептал. Тогда Рею показалось, что под ногами у него больше не твердая земля, а мягкий влажный мох и его вот-вот засосет трясина.
Последующие месяцы топь иногда сменялась обычной землей – в такие дни Рей начинал надеяться, что все еще пойдет как надо, беда минует, а он, возможно, вообще зря волновался. Но потом он снова чувствовал влажный, гнилостный болотный запах, и его опять утягивало куда-то вниз.
Иногда Рей понимал, что все медленно, но неумолимо катится в Бездну. Потом он вдруг начинал надеяться. А затем снова проваливался. От этих перемен Рея мутило, и в конце концов спустя целый оборот он перестал надеяться.
Когда ее не стало, Рей еще долгое время просыпался посреди ночи на мокрой подушке. Осознанно он не плакал, ни при отце, ни на церемонии, которую согласился провести магнум Пиррос, друг отца, ни после. Ему казалось, что от слез только больнее. Рей держался – он был уверен, что так скорее забудет о смерти матери. Но, перевернув подушку сухой стороной вверх, он еще подолгу разглядывал полосы теней на потолке, и от мысли, что тьма повсюду вокруг него, что она рвется даже в его комнату и когда-нибудь поглотит и его, на глаза снова наворачивались слезы.
Рея бесило, что он начинал бояться за себя, – ему казалось, что это неправильно, что это эгоизм и что он не имеет права на такие мысли. Но уход мамы надорвал его понятный, полный жизни мирок. Уйдя, мама словно прикрыла за собой неплотно дверь, и теперь оттуда, из Ничто, сквозило мраком. А эта странная мысль рождала другую – как будто мама была виновата, и уж эта Рею точно не нравилась, так что он начинал ненавидеть себя еще больше.
Запутавшись окончательно, Рей удалил все голограммы с маминым изображением. У него было еще одно – рисованное, отпечатанное на небольшой плотной карточке. Когда мама заболела, он стащил ее из кабинета отца. Теперь он не смог уничтожить эту карточку, просто затолкал подальше, чтобы не видеть.
На карточке мама, одетая в синее шелковистое платье, сидела, сложив руки на коленях, и одним уголком губ, будто не очень смело улыбалась. Это было обычное мамино выражение лица – она всегда смотрела вежливо, говорила тихо и словно в небесах Бездны витала. Рею казалось странным, что его отец, громкий, даже шумный, твердый и принципиальный, выбрал себе такую незаметную, даже пугливую жену. Почему мама, такая деликатная и мягкая, решилась на брак с отцом, Рей не сомневался: стать женой магнума хотела каждая. Но эта их непохожесть всегда настораживала Рея. Еще этот их спор о «Генофонде» за закрытой дверью…
Рей, конечно, поначалу склонялся к тому, что это просто совпадение. Чтобы говорить об этом проекте, маме совершенно необязательно было иметь к нему отношение. Но жены магнумов, как и другие члены семьи, никогда не допускались до дел магистрата и никаких подробностей об их проектах знать не могли. Не должны были мама с отцом обсуждать «Генофонд»…
И чем чаще Рей смотрел потом на мамину карточку, вглядываясь в ее воздушные, даже небесные черты, тем больше ему верилось: мама была не из кааритов, она с далеких чужих островов, а отец увидел ее на голограмме в лабораториях, вписал ее имя в «Генофонд» и забрал для себя.
Теперь Рей вдруг представил, что его мать могла когда-то ходить по этому самому острову, и от этой мысли ему стало тяжело дышать.
– Больно, – тихонько сказала рядом Мора.
Рей опомнился и отпустил ее руку. Наверное, сжал слишком сильно.
Нет, лицо его матери было обыкновенным. Она нисколько не походила на Мору или других девушек этого острова. Рей вдруг пожалел, что оставил карточку дома. Как хорошо было бы сейчас на нее посмотреть…
Если отца осудят, то конфискуют не только их маленький родной остров, но и дом, и комнату, и карточку. Ведь все это – имущество магнума. Имущество жадного, бессердечного магистрата, который и одобряет такие беспринципные проекты, как «Генофонд». А Ица ведь должна была стать ответом, его встречным проектом, первым на посту магнума…
– Пойдем, – буркнул Рей, поднимаясь на ноги. – Нечего тут делать.
* * *
Море хотелось стукнуть его. Или даже не стукнуть – хорошенько ему врезать. На минуту ей показалось, что он понимает ее. Он не метался вокруг нее, как дурак, и не пытался успокоить какими-нибудь очевидными глупостями. Он просто взял ее руку и сидел рядом, а Мора сжимала его ладонь, изумляясь тому, как все просто. Как легко он угадал правильный жест, о котором не смогла бы догадаться она сама, а уж тем более и попросить. А потом он просто все разрушил. Встал и начал болтать про свою ненаглядную Ицу.
– Ты же сама сказала, что тебя не пускают. Сидя тут, делу не поможешь. А я должен найти Ицу. Мора, ты должна сказать мне, где она. Это важно, понимаешь? Не только мне, но и всем вам!
Мора вскинулась:
– Кому это «нам»?
– Всем, понимаешь?
– Нет, нисколько не понимаю. С места не сойду и рот открыть не подумаю, пока ты все не выложишь. Или сам разбирайся, где эта твоя ненаглядная подружка.
Рей отступил к челноку и взъерошил себе волосы. Его потерянность тронула бы Мору, если бы не раздражение. Сейчас ей хотелось вообще никогда ему не говорить про Ицу – ни словечка. Рей видел, что у Моры неприятности, но все равно затянул о своем.
– Ладно. – Он тряхнул головой. – Хорошо. – Воровато оглянулся, подошел ближе и понизил голос до шепота: – Но нам надо будет уединиться.
– Нам… что?.. – изумилась Мора.
– Найти уединение. Тихое место.
Мора пожала плечами:
– Тихих мест, кроме своей комнаты, я здесь не знаю.
– Не знаешь? Ты же здесь выросла!
– Ничего подобного. Это Первое кольцо, только треть острова. Я родилась на Втором. Еще есть Третье.
– Точно! Я вспомнил. Тут у вас какая-то сложная система сложилась…
– Вспомнил?..
Рей словно не заметил ее замешательства.
– Разрешишь у тебя дома быстренько ополоснуться? Я, честно говоря, как в дроковом дерьме вывалялся.
– В чьем, прости, дерьме?..
– Ну ясно, дроки у вас не водятся, места маловато. Это такие крупные парнокопытные, если тебе интересно.
Мора пожала плечами. Она помнила, что Ица очнулась в ангаре из дроковых шкур.
– Она ведь не человек, правда? Твоя Ица.
Рей посерьезнел:
– Скажешь, где она?
