– У тебя есть два миллиона долларов? Откуда у тебя два миллиона долларов?
– Я знаю дело, которым занимаюсь, и мне не чуждо трудолюбие.
– Я уверен, что знаешь. Чем бы ты ни занимался, ты все делаешь отлично, но ты не живешь, как богатый человек.
– Не хочу. Роскошь и статус меня не интересуют.
– Я знаю людей, которые не стремятся показать, что у них есть деньги, но…
– Меня интересуют идеи, – прервал его Энсон, – и я хочу обрести реальную свободу, а не видеть свою физиономию на страницах светской хроники.
Митч все еще блуждал в лесу новой реальности.
– Ты хочешь сказать, что у тебя есть два миллиона в банке?
– Мне придется продать активы. Это можно сделать по телефону, с помощью компьютера, как только завтра откроется биржа. На все уйдет максимум три часа.
Сухие семена надежды начали прорастать под дождем этих удивительных, потрясающих новостей.
– И сколько: сколько у тебя денег? – спросил Митч. – Я хочу сказать, всего?
– На выплату уйдут практически все мои акции, но у меня останется квартира, которая почти полностью оплачена.
– То есть ты практически разоришься. Я не могу этого допустить.
– Если я заработал эти деньги один раз, то заработаю и второй.
– Не так много. Не так легко.
– Мне решать, что делать с моими деньгами, Микки. И я хочу потратить их на то, чтобы Холли благополучно вернулась домой.
Сквозь пылающий алый свет, сквозь сгущающиеся тени по проулку шел дворовый кот.
Митч так разволновался, что не решался заговорить, не доверял своему голосу, смотрел на кота и медленно, глубоко дышал.
– Из-за того, что я не женат и у меня нет детей, эти паразиты похитили Холли, чтобы добраться до меня.
Митча очень уж поразило признание Энсона, что тот – богатый человек, вот он и не сразу отреагировал на очевидное объяснение похищения его жены.
– Если бы у меня был более близкий человек, – продолжил Энсон, – если бы они могли ударить меня с этой стороны, тогда похитили бы мою жену или ребенка, а Холли никто бы не тронул.
Кот остановился перед внедорожником, уставился на Митча. В залитом закатным огнем проулке только зеленые кошачьи глаза сохранили естественный цвет.
– Они могли похитить одну из наших сестер, не так ли? Меган, Конни, Портию? Я бы поступил точно так же.
– Но ты жил, как любой другой представитель среднего класса. Откуда они узнали?
– Меня сдал кто-то из работающих в банке, на бирже. Червоточина обнаружилась там, где ее не должно было быть.
– Ты представляешь себе кто?
– У меня еще не было времени подумать об этом, Микки. Спроси меня завтра.
Дворовый кот сблизился с внедорожником, скрылся из виду.
В тот же самый момент с земли поднялась птица, воробей или голубь, ударилась крылом о стекло водительской дверцы, полетела в более безопасное место.
Митч вздрогнул от удара, ему вдруг почудилось, что это кот, нырнув под внедорожник, вылетел из-под него птицей.
– Я не видел возможности обратиться к копам. – Митч повернулся к старшему брату. – Но теперь все изменилось. У тебя такая возможность есть.
Энсон покачал головой.
– Они застрелили человека у тебя на глазах, чтобы ты понял, что к чему.
– Да.
– И ты понял.
– Да.
– Я тоже понял. Они будут убивать без жалости, пока не получат то, что им нужно, и убийства будут вешать на тебя или на нас обоих. Сначала мы вернем Холли, а потом пойдем к копам.
– Два миллиона долларов.
– Это всего лишь деньги, – пожал плечами Энсон.
Митч помнил слова брата о том, что он не жаждет видеть свою физиономию на страницах светской хроники, его больше интересуют идеи и «обретение настоящей свободы».
Теперь он повторил эти три слова и добавил:
– Я знаю, что это означает. Парусная яхта. Жизнь в море.
– Это не важно, Микки.
– Конечно, важно. С такими деньгами ты близок к тому, чтобы купить такую яхту и обрести жизнь без цепей.
Теперь пришла очередь Энсона искать кота или что-то другое, на что он мог смотреть, не встречаясь взглядом с младшим братом.
– Я знаю, что ты все планируешь наперед, – продолжил Митч. – Всегда таким был. И когда ты собирался выйти на пенсию и уплыть в море?
– Это всего лишь детская мечта, Микки. Пираты, морские битвы.
– Когда? – настаивал Митч.
– Через два года. В тридцать пять. Значит, придется поработать еще несколько лет. И, возможно, эти деньги я заработаю раньше, чем думаю. Мой бизнес быстро развивается.
– Договор с Китаем?
– С Китаем, и не только. Я силен в том, чем занимаюсь.
– Я не откажусь от твоего щедрого предложения. Я готов умереть ради Холли, поэтому не остановил бы тебя, даже если бы ты полностью разорился ради ее спасения. Но я не хочу, чтобы ты преуменьшал свою жертву. Это огромная жертва.
Энсон наклонился к Митчу, обнял его, прижался своим лбом к его, так что они смотрели не друг на друга, а на консоль между ними.
– Вот что я тебе скажу, брат.
– Скажи.
– Я бы никогда об этом не упомянул. Но так чувство вины не будет глодать твою печень: знай, ты – не единственный, кто нуждался в помощи.
– Это ты про что?
– Как, по-твоему, Конни купила свою пекарню?
– Ты?
– Я так структурировал ссуду, что она превратилась в череду ежегодных подарков, не облагаемых налогом. Я не хочу, чтобы мне возмещали эти деньги. Мне это в радость. Да и собачий магазин Меган из той же серии.
– И ресторан, который открывают Портия и Френк? – спросил Митч.
– Да.
Не отрываясь от лба брата, глядя вниз, Митч задал еще вопрос:
– Как же они узнали, что ты так богат?
– Они не узнали. Я видел, что им нужно. Пытался понять, что нужно тебе, но ты всегда полагался исключительно на собственные силы.
– Зато теперь от тебя требуется нечто большее, чем ссуда на покупку пекарни или открытие маленького ресторанчика.
– Да брось ты.
Митч нервно рассмеялся, а Энсон продолжил:
– Мы все выросли в крысином лабиринте Дэниэля и надеяться можем только друг на друга. Только это и имело значение. До сих пор имеет, fratello piccolo. И будет иметь до скончания веков.
– Я никогда этого не забуду.
– И правильно. Будешь моим вечным должником.
