Но в конце концов ему удалось затащить покойника в багажное отделение «Бьюика»-универсала и захлопнуть заднюю дверцу. Потом он сложил брезент и положил его в багажник «Хонды». С тем чтобы выбросить в ближайший мусорный контейнер.
Он не помнил, чтобы когда-нибудь уставал до такой степени: физически, эмоционально, духовно. Глаза жгло, суставы теряли гибкость, мышцы, казалось, отслоились от костей.
Возможно, только сахар и кофеин в батончиках «Хершис» не давали сердцу остановиться. Страх тоже служил подспорьем. Но усталости он не сдавался прежде всего потому, что постоянно помнил: Холли в руках монстров.
«Пока смерть не разлучит нас» – такой они дали обет, вступая в брак. Митч, однако, сомневался, что ее гибель освободит его от обетов. Он точно знал, что останется ей верен. И будет терпеливо ждать встречи на другом свете.
Проулком он вышел на улицу, вернулся к «Крайслеру», отогнал автомобиль во второй гараж. Припарковал рядом с «Экспедишн» и опустил ворота.
Посмотрел на часы – 4.09.
Через девяносто минут, может раньше, неистовый ветер пригонит с востока зарю. Поскольку в воздухе хватало пыли, первый свет будет розовым, он начнет быстро распространяться по небосводу, теряя розоватость, но все сильнее подсвечивая небо.
После встречи с Холли от каждого наступающего дня Митч ждал много нового и интересного. Этот день обещал стать другим.
Вернувшись в дом, он прошел в комнату-прачечную и увидел, что Энсон пришел в себя и пребывает в отвратительном настроении.
Глава 44
На рваной ране на ухе образовалась жидкая корочка, быстро засыхала и кровь, проложившая дорожку по щеке и шее.
От добродушного медведя во внешности Энсона ничего не осталось, лицо дышало злобой, челюсть закаменела, глаза яростно сверкали. И он молчал.
Ветер в комнату-прачечную не долетал. Вентиляционная труба доносила какие-то звуки, но они ни в коей степени не отражали разбушевавшейся стихии.
– Ты поможешь мне вернуть Холли живой, – отчеканил Митч.
Энсон не согласился, не отказался, лишь заскрежетал зубами.
– Они позвонят через семь с половиной часов и передадут инструкции.
Парадоксально, но, привязанный к стулу, лишенный возможности двигаться, Энсон прибавил в размерах. Путы только подчеркивали его физическую мощь, и казалось, подобно герою мифов, он вот-вот разорвет их, как нитки.
В отсутствие Митча Энсон приложил немало сил, чтобы оторвать стул от стиральной машины. Стальные ножки оставили на полу глубокие царапины, свидетельствующие о прилагаемых усилиях.
– Ты сказал, что можешь перевести деньги, не выходя из дома, по телефону, через компьютер, – напомнил ему Митч. – Ты сказал, максимум за три часа.
Энсон плюнул на пол между ними.
– Если у тебя есть восемь миллионов, двумя ты можешь пожертвовать ради Холли. Когда все закончится, мы с тобой больше не увидимся. Ты отправишься в ту клоаку, которую выбрал для жизни.
Если бы Энсон узнал, что Митчу известно о смерти Дэниэля и Кэти, их трупах, лежащих в учебной комнате, ни о какой помощи не могло быть и речи. Он бы подумал, что Митч уже избавился от подложенных улик и полиции не составит труда выйти на истинного преступника.
Но пока он верил, что убийства выведут полицию на Митча, оставалась надежда, что он все-таки согласится помочь, выжидая момента, когда Митч допустит ошибку и ситуация изменится на прямо противоположную.
– Кэмпбелл не мог отпустить тебя, – просипел Энсон.
– Он и не отпустил.
– Тогда как?
– Убил тех двоих.
– Ты?
– И теперь мне придется с этим жить.
– Ты убил Воски и Крида?
– Я не знаю их фамилий.
– Это их фамилии.
– Из-за тебя.
– Воски и Крида? Быть такого не может!
– Тогда, должно быть, меня отпустил Кэмп-белл.
– Кэмпбелл никогда бы тебя не отпустил.
– Главное – я здесь, а как, значения не имеет.
Энсон мрачно смотрел на него, насупив брови.
– А теперь я даю тебе несколько часов, чтобы ты хорошенько подумал.
– Деньги ты получишь.
– Я хочу, чтобы ты подумал не об этом.
– Ты их получишь, но у меня будет несколько условий.
– Не тебе устанавливать правила, – отрезал Митч.
– Это мои два миллиона.
– Нет. Теперь они мои. Я их заработал.
– Остынь, а?
– Если бы ты был на их месте, ты бы ее сначала трахнул.
– Слушай, ты понимаешь, это всего лишь слова.
– Если бы ты был на их месте, ты бы ее убил, но сначала трахнул.
– Сказать можно все, что угодно. И потом, я – не они.
– Да, ты – не они. Но они здесь из-за тебя.
– Нет. Всякое случается. Вот случились и они.
– Если бы не ты, они бы в моей жизни не появились.
– Ладно, не буду тебя переубеждать.
– И вот о чем тебе нужно подумать: кто я теперь?
– Ты хочешь, чтобы я подумал, кто ты теперь?
– Fratello piccolo больше нет. Ты понимаешь?
– Но ты – мой маленький брат.
– Если ты по-прежнему так думаешь, то попытаешься провернуть какой-нибудь трюк в надежде, что я на него клюну, но теперь у тебя ничего не выйдет.
– Если мы договоримся, я не буду пытаться что-либо провернуть.
– Мы уже договорились.
– Ты должен меня освободить.
– Чтобы ты разорвал меня на куски?
– Любой договор подразумевает доверие.
– Ты посиди здесь и подумай, как быстро ты можешь умереть.
Митч выключил свет и шагнул за порог.
Оставшись в темноте, в комнате-прачечной без единого окна, Энсон крикнул:
– Что ты делаешь?!
– Обеспечиваю наилучшие условия для раздумий, – ответил Митч и захлопнул дверь.
– Микки? – позвал Энсон.
Микки, после всего, что произошло, Микки.
– Микки, не делай этого.
Склонившись над кухонной раковиной, Митч вымыл руки мылом, с горячей водой, чтобы смыть осязательные воспоминания о теле Джона Нокса, которые словно впечатались в кожу.
Из холодильника достал упаковку нарезанного ломтиками «Чеддера» и тюбик с горчицей. Нашел батон и сделал себе сандвич с сыром.
– Я слышу тебя, – раздался из комнаты-прачечной голос Энсона. – Что ты делаешь, Микки?
