И вот одна из волонтеров, которая давно работала в этом приюте, предложила найти семью, которая возьмет Олесю хотя бы на время. Просто чтобы у девочки была своя комната и покой. А там острое горе пройдет, девочке станет легче, и можно будет подумать дальше. Сотрудники не очень верили, что из этого выйдет толк, но и не отказались категорически. И буквально через два дня девушка-волонтер рассказала об Олесе знакомой семейной паре. Те собирались брать ребенка, причем, как и многие, хотели маленького, искали, но пока ничего не выходило. Документы на руках, место для ребенка готово, но сама идея взять девочку, которая никуда идти не желает, очень любит маму и очень о ней тоскует, их озадачила. «Мы же хотим, чтобы ребенок наш был? А тут как же? Да мы вообще мальчика хотели, у нас две дочери уже, и они ждут братика» – «Ну, и будет потом у вас мальчик, а пока девочке поможете, вы же уже умеете обращаться с девочками». Они подумали, посомневались, поудивлялись сами себе и решили – почему бы и нет.
Оформили патронат. Олесе объяснили: поживешь в гостях, там будет своя комната, тихо, спокойно, а потом видно будет. Дома девочку было не слышно, она почти ни с кем не общалась, часто плакала потихоньку, но все, что велели, делала – механически, как робот. Сидела все время на краешке стула, как будто в любой момент готовилась вскочить и убежать.
Потом у нее было несколько истерик: «Я не хочу с вами, пустите меня, я только к маме хочу», «Лучше бы я тоже умерла», «Я ничего не хочу, никогда не захочу, уйдите все». Семья относилась к этому с терпением, помогала, как могла. Жалко ребенка, такое горе. Постепенно привыкали друг к другу, хотя все были уверены, что вместе ненадолго.
Тем временем про мальчика тоже разговоры шли, и вроде такой нашелся, получили направление на знакомство. Когда родители это сказали, Олеся убежала к себе, стала метаться по комнате, собирать вещи: «Вы же меня на время, пока его нет, брали. Я тогда ухожу, не буду мешать». Родители ей: «Да погоди, кто же тебя гонит, оставайся, если хочешь, все поместимся. Ты сама-то хочешь с нами жить?». Она вдохнула, глаза закрыла, как будто в воду собралась прыгать: «Да, я с вами хочу. Если вы хотите». Как потом приемная мама вспоминала: «И в этот момент мы с мужем переглянулись, и поняли – да, очень хотим. Не только из жалости. Просто она уже наша стала, как же мы без нее?».
Собственно, вот и вся история. С тех пор так и живут вместе. Никаких особых проблем и трудностей с девочкой не было. Олеся – один из самых благополучных приемных детей, которых мне доводилось встречать. Любящий, чуткий, благодарный ребенок. С той же силой и глубиной, с которой она любила кровную маму, она полюбила приемных родителей. Учится прекрасно, отличница, стихи пишет.
Кстати, мальчика в эту семью тоже взяли – маленького, из дома ребенка, без привязанностей, тот самый желанный для многих «чистый лист». И вот с ним уже они хлебнули и трудностей адаптации, и нарушений привязанности, и всего, чего можно. До сих пор не все гладко, но это уже совсем другая история.
Ребенок, который вырос с чувством любви к родителю, – это ребенок прежде всего душевно здоровый. Он знает, что такое привязанность к взрослому, что такое доверие, он готов сотрудничать, он обращается за помощью, если с чем-то не справляется. Он – ребенок, который умеет любить, а значит, сможет полюбить и новых родителей, ему есть чем, у него проработана эта «мышца души».
Отсюда, кстати, берет исток убеждение малосведущих в теме сиротства детей, что любого ребенка, потерявшего родителей, достаточно приласкать, пожалеть, «прижать к груди», и с ним все будет хорошо. На самом деле – не любого, а только того, у кого с родителями все было хорошо, он их любил и им доверял, и лишь трагедия: война, стихийное бедствие, нечастный случай, болезнь – их разлучила. Тогда, отгоревав свое, пережив естественный в такой ситуации период замкнутости, гнева, отчуждения, депрессии, ребенок снова становится открытым для создания отношений привязанности с тем взрослым, который готов заботиться о нем и защищать его. Этот процесс показан во многих прекрасных фильмах и книгах, которые неизменно заканчиваются трогательным хэппи-эндом: ребенок в объятиях своего нового родителя. Даже если он был сильно травмирован, даже если новая семья очень отличается от его собственной, рано или поздно глубокая программа привязанности, которая уже однажды работала в его душе, запустится вновь, и он прижмется к недавно еще чужому взрослому, ища у него поддержки и защиты.
Если же у ребенка опыта привязанности не было совсем, он часто оказывается вовсе не «чистым листом», на котором новым родителям предстоит написать новую счастливую историю. Он не понимает, он не знает, как любить, нет у него в душе места с названием «родители», он ни с кем не прошел по тропинке создания привязанности и самой ценности этих отношений не понимает. Чтобы у него «отросла» способность любить и доверять, приемным родителям иногда нужно очень много времени и бездна терпения.
Так что не бойтесь детей, которые любят и хранят верность кровным родственникам. Значит, они и вас смогут полюбить тоже, и вам будут верны от всего сердца, если, конечно, вы не будете повторять типичную ошибку, ставя ребенка перед выбором: так все-таки кто НАСТОЩИЕ, самые дорогие для тебя, правильные родители – мы или они?
Почему-то взрослым кажется совершенно естественным, что они могут любить и двоих, и пятерых, и десятерых детей, и им не нужно перестать любить первенца, чтобы «наскрести» на любовь к младшему. А ребенку в такой способности они отказывают. Любовь не подчиняется закону сохранения материи. Она как пламя свечи: от одного зажигается другое, и ни одно меньше не становится. Вот разжечь свечу, прежде не горевшую, бывает непросто.
Не рвите ему сердце
Уже много лет на тренингах для приемных родителей я провожу одно довольно простое упражнение. Приглашаю одного из участников группы на роль ребенка, а другого – на роль его кровной мамы. Я проделывала это десятки раз, и всегда повторяется одно и то же. Стоит поставить их в нескольких шагах друг от друга и сказать: «Ты – ребенок, а это – твоя кровная мама», как исполняющий роль ребенка сразу же взглядом устанавливает связь со своей «мамой». И смотрит на нее, не отрываясь.
Потом я приглашаю еще одного человека на роль приемного родителя. Если этот участник группы склонен к тому, чтобы «бороться за ребенка» с его кровными родственниками, он часто встает между ними, спиной к кровной маме, как бы заслоняя от нее ребенка. И происходит следующее: «ребенок» сразу же, даже не успев подумать, отшатывается от него всем телом и начинает тянуть шею и изгибаться, чтобы сохранить возможность смотреть на маму. Если в этот момент спросить «ребенка»: «Кто это рядом с тобой?» – он ответит примерно так: «Преграда, не знаю, какой-то человек, чего он хочет? Он мне не нужен, он мешает, он мне не нравится, пусть отойдет». Приемному родителю это, конечно, не очень приятно слышать. И я прошу его найти для себя другое место, такое, чтобы и ему, и ребенку было комфортно. Покрутившись и потоптавшись, он такое место довольно быстро находит, обычно сзади от «ребенка» или сбоку. И поразительное дело – как только приемный родитель сходит с магической линии, соединяющей ребенка с его кровной мамой, ребенок подается к нему – телом, неосознанно. Он уже не противится объятиям, разворачивается и смотрит на приемного родителя – периодически все же поглядывая на кровную маму, поддерживая с ней связь.
