В общем, то ли встряска от «любимого» подействовала, то ли рассказ про маму, которая, оказывается, не только гуляла и дурила, то ли то, что приемные родители с такой готовностью примчались в ночь-полночь и не ругали, а только беспокоились за нее, но Марина как-то угомонилась. Не то чтобы стала скромницей и паинькой, но, как говорится, мозгов заметно подвезли. Вышивает, кстати, постоянно и очень хорошо, приемная мама мне показывала ее подарок – расшитую косметичку. Очень красиво.
Бывает так, что искать «сундук» негде, и никакой чудесной родственницы с как по заказу припрятанными грамотами нет вовсе. Собственно, с этой задачей часто сталкиваются и семейные психологи, когда работают с людьми, ничего не знающими о своих предках, а таких в нашей стране много. Что делать, если даже их имена порой неизвестны? На самом деле, кое-что мы знаем точно. А именно: у каждого из нас были отец и мать, которые должны были встретиться, чтобы мы появились на свет. У каждого из них тоже были отец и мать, и у тех тоже. Знаем мы о них что-либо или нет, наши предки существовали. И здравый смысл подсказывает, что были среди них люди разные. Кто-то, может быть, совершал ошибки, переживал трагедии. А кто-то прожил жизнь счастливо, сделал много хорошего людям. Были среди них хорошие родители и те, что не справлялись. Были браки счастливые и не очень. Были дети здоровые и слабенькие, долгожданные и нежеланные. Были расставания и встречи, было предательство и верность, была любовь и была вражда. В истории всякого семейного рода было все, и даже не нужно знать никаких фактов, чтобы это утверждать. А значит, и ресурс, жизненная сила, таланты, достижения, любовь, которую можно передать потомкам, тоже есть у каждого рода, какими бы ни были отдельные его представители.
Если ребенок, осознанно или нет, считает свою семью «плохой», «проклятой», а себя – обреченным нести это «проклятие» дальше, поговорите с ним о прошлом его семьи. Не всегда же она была такой. Если даже ничего о них не известно, помечтайте вместе, какими могли быть его прабабушки, прадедушки, которые не пили, вели хозяйство, любили друг друга и своих детей. Представьте себе, что бы они сказали, если бы могли сейчас увидеть своего правнука или правнучку, чего бы пожелали ребенку? Мы ничего про них не знаем, но, конечно, как любой из нас, они хотели бы для своих потомков благополучия, счастья, любви, продолжения рода. Предложите ребенку закрыть глаза и «услышать» их добрые слова, почувствовать, как много народу стоит у него за спиной и как они все дают ему силу.
И даже его не справившиеся с жизнью родители, если бы спросить, обращаясь в самую глубину их сердца – какой доли вы хотели бы для своего ребенка? хотели бы, чтобы он повторил ваш путь? – наверняка сказали бы: не повторяй наших ошибок, пусть тебе повезет больше, пусть у тебя все будет хорошо.
Поговорите с ребенком о том, что иногда жизнь семьи начинает идти под откос, но обычно в следующем поколении находится кто-то, кто может «выправить колею», вернуться к благополучной жизни. Возможно, ребенка воодушевит, что, став самостоятельным человеком, он сможет помогать своим родным или тоже взять на воспитание ребенка, потерявшего семью, как это сделали вы. Подчеркните, что человек сам выбирает свой жизненный путь, и даже если все его родственники пьют или сидят в тюрьме, сам он может жить по-другому.
Наконец, напомните ему, что «сундук» вашей приемной семьи тоже в его распоряжении, и ваши предки тоже были бы рады узнать, что в семье появился такой мальчик или девочка, и теперь он ваш, и все ваше – его. Расскажите ему о каких-то чертах и качествах, которые похожи на черты ваших родителей или других родственников.
Собрать мозаику: составная идентичность, или дитя двух семей
Каждый из нас в юности переживает кризис, который психологи называют кризисом идентичности. Это значит: человек пытается осознать, кто он, что для него важно, какие начала и ценности образуют его неповторимое «я».
Иногда сделать это очень просто. Бывали времена, когда идентичность, цельная и круглая, как спелое яблоко, доставалась молодому человеку в полностью готовом к употреблению виде. Например, зовут его Ваня Иванов, и живет он в селе Иваново, где его предки живут с незапамятных времен, отец его кузнец, и дед был кузнецом, и сам он, когда вырастет, будет кузнецом, у них вся порода такая – мужики сильные и крупные, с точным глазом и крепкой рукой. И веры они все православной, как деды и прадеды, и песни поют те же, и обычаи у них одни, и еду любят ту же, и ничего менять не собираются. Можно рассказать эту историю не по Ваню Иванова, а про индейского, китайского, африканского мальчика или девочку – любого представителя традиционной, устойчивой культуры. В таких культурах обычно и кризиса-то никакого у подростков не бывает: из-за чего переживать? Что выбирать? Все ясно и понятно, живи, как жили предки, и все будет хорошо.
Сейчас простую и цельную идентичность встретишь нечасто, особенно в городах.
Возьмем обычного жителя современной столицы, той же Москвы: он рожден от брака, положим, армянина и еврейки, выросший в Узбекистане и потому привыкший к узбекской кухне; он говорит на русском языке и считает родной русскую культуру; он часто бывает во Франции в командировках и хорошо знает и любит тамошнюю жизнь, а по вероисповеданию – буддист, так он выбрал после долгих исканий. Идентичность такого человека подобна сложному узору лоскутного одеяла, в котором сочетаются стихи Пушкина и музыка Чайковского, плов и устрицы, история армянского и еврейского народов, буддийские мантры и французский шансон. Все это образует причудливое сплетение ценностей и ресурсов.
Какие-то из них могут конфликтовать друг с другом, какие-то сочетаться органично, и задача человека – уложить их все в единую картину, так, чтобы ничем дорогим его сердцу не поступиться и ничего не утратить. Составная идентичность – это большая работа. И кризис идентичности поэтому бывает довольно долгим и бурным, затягиваясь, возвращаясь волнами и после подросткового возраста.
Так вот, приемный ребенок на составную идентичность просто обречен. Они дитя двух семей, каждая из которых может и хочет дать ему что-то свое.
Да и семьи часто бывают очень разные по социальному положению, образу жизни, системе ценностей, кровные и приемные родители могут имеет разную национальность и религию. В общем, деваться некуда, придется собирать свой лоскутный узор. Неудивительно, что кризис идентичности у приемных детей проходит порой сложнее и длится дольше, чем у обычных.
Чем больше ребенок знает о каждой из своих семей и чем меньше семьи склонны «делить» его, вступать в конкуренцию привязанностей, чем больше готовы обращать его внимание на то, что у них есть общего, а не на различия, тем проще будет его задача, тем гармоничней результат. Если же ценности двух семей разрывают ребенка в разные стороны, ему приходится туго. Зато если «узор сложится», его опора, его набор ресурсов оказывается больше и богаче, чем у обычного человека. Не случайно среди людей, серьезно повлиявших на судьбу человечества, так много приемных детей.
И вот еще что важно: проходя этот путь вместе с ребенком, меняется и приемный родитель. Его идентичность тоже становится шире и глубже, он становится опытнее и мудрее. Поэтому завершить книгу мне хотелось бы рассказом опытной приемной мамы Анастасии Добровольской о том, как менялось и развивалось ее отношение к кровным родителям своих детей.
