– Да, – сказал я. – Пусть я не могу пока их видеть, но главное, что я знаю, как они могут существовать, и даже понимаю, как могу стать одним из них. Кроме всего прочего, у меня есть инстинктивное чувство – хоть ко всем этим интуитивным ощущениям обычно следует относиться с осторожностью, в отличие от ясного понимания, которому всегда можно доверять, – которое сопровождает меня всю мою жизнь, которым проникнуто все мое существо, и это чувство говорит мне о том, что Просветленные несомненно существуют.
– А как ты думаешь, – снова спросил он, – вот Просветленный, он знает о страданиях тех существ, которые еще не достигли Просветления?
– Скорее всего, да, ибо ему известны все вещи, а наше страдание – как раз такая вещь.
– А ты веришь в то, что эти Просветленные испытывают сострадание? Или им безразлично, когда они видят наши мучения?
– Конечно, испытывают! Думаю, наше страдание заботит их больше, чем нас самих.
– Так неужели ты думаешь, что если бы существовал любой способ – да вот взять хоть эту медитацию, – с помощью которого они могли бы избавить нас от мельчайшей крупицы страдания, неужели ты думаешь, что они бы этого давным-давно не сделали?
Я, ошеломленный, молчал.
– Стало быть, мы можем сказать, что сам факт нашего страдания есть доказательство того, что страдание не может быть уничтожено просто потому, что кому-то этого очень захотелось – не важно, нам самим или любому другому существу во вселенной?
Мое громоподобное молчание подтверждало истинность слов Мастера Асанги. Потом я все же не выдержал и закричал:
– Так к чему тогда вообще заниматься такой медитацией или чем-то там еще? Если этим нельзя действительно избавить кого-то от боли или принести кому-то счастье, то зачем и пытаться?
Он ответил мне хмурым взглядом.
– Скажи мне, – тихо сказал он, – зачем мы с тобой вообще приступили к этой медитации сегодня вечером?
– Как – зачем? Я спросил тебя, нет ли способа научиться состраданию; как мне научиться заботиться о других с такой же силой, с какой я забочусь о себе.
– А ты понимаешь, почему твое сердце, так же как и сердце любого другого живого существа, так жаждет этой святой воды? Ты понимаешь, почему ты так страстно желаешь иметь эту способность – способность любить других как себя самого?
– Мне не хватит слов, чтобы выразить это, я просто чувствую, что это так. Думаю, что все мы чувствуем, что это так.
– Истинная причина, – ответил он с жаром, – заключается в том, что силой этой любви мы сможем свершить все, что угодно, и быть всем, чем угодно. Какая-то часть нашего разума осознает этот факт, хотя нам и не хватает сил, чтобы сделать из этого нужные выводы. Если совсем просто, то сострадание есть то единственное качество, которым нужно обладать, чтобы превратиться в духовного Воина. Это единственное чувство, которое доведет тебя до величайших высот человеческих устремлений, вершиной которых является абсолютное и безусловное служение всем, кто в том или ином смысле нуждается в этом.
– Так, значит, на самом деле эта медитация не может помочь ни моей матери, ни кому-то еще, – задумчиво проговорил я, не обращая внимания на его разглагольствования.
Тут Мастер Асанга впервые явил свою силу, причем не только непреодолимую мощь своего интеллекта, но и недюжинные физические возможности. Он схватил меня за плечи и хорошенько встряхнул:
– Смотри мне в глаза! Ну!
Что оставалось делать? Я посмотрел.
– Думай!
Я старался изо всех сил, но так устал, что уже переставал понимать суть.
– Каким будет логическое последствие медитации, в которой ты попытаешься, пусть только мысленно, избавить от страдания всех и каждое живое существо во вселенной и выполнить все, что только пожелает их сердце, наделив их всем, от ничтожного счастья того жалкого существования, которое мы здесь безрадостно влачим, до высшего блаженства полного Просветления? Отвечай!
Я задумался на мгновение. Под действием его железной хватки что-то начало проясняться в моей утомленной голове.
– Как и все мысли, – начал я, запинаясь и поначалу путаясь в словах, – такая медитация посеет семя или отпечаток в моем уме.
И трудно себе представить более чистое намерение, равно как и мысль, способную объять более великий, – нет, необъятный объект, поскольку мы желаем высшего счастья не только себе или нескольким близким и любимым людям, а всему живому во всей обитаемой вселенной. – И тут до меня дошло. – Если бы мне пришлось выбирать то единственное деяние, которое могло бы создать в будущем полностью совершенный мир, если бы мне пришлось выбирать ту единственную вещь, которая оставила бы в моем уме отпечаток, заставляющий меня воспринимать каждую отдельную деталь и личность в мире в виде полного совершенства, в виде ясного света и чистого блаженства, то я выбрал бы именно ту медитацию, которую мы выполняем нынче ночью.
Он кивнул, но продолжал пристально смотреть мне в глаза, требуя продолжения.
– Но что пользы в совершенном мире, который я создал только для себя, раз моя мать не может увидеть его? Что толку в совершенном Саде, если в нем может уместиться один-единственный эгоист?
– Слушай меня, – снова скомандовал мне Мастер Асанга. – Что тебе подсказывает логика? Поразмысли! Думай! Ведь ты за этим пришел сюда, ведь этот Сад существует только ради этого, ведь именно для этого ты встречаешься и говоришь с нами, со мной.
Когда твоя мать заболела, когда рак начал выедать ее грудь, затем поразил руки и живот, в конце концов прогрыз себе путь к ее сердцу и разорвал его, залив алой кровью весь пол в вашем доме, разве мог найтись кто-нибудь, кто пришел бы и мановением руки устранил ее болезнь?
– Нет, никто. Ни ей, никому другому, никогда за всю историю человечества.
– А что вызвало ее болезнь?
– Согласно ранее полученным в Саду наставлениям все это случилось с ней, потому что когда-то она забрала чью-то жизнь, не признав ее ценности.
– А почему она не сумела признать ценность чужой жизни?
– Да потому, что она была такая, как все мы тут, как подавляющее большинство представителей человечества, которые влачат это существование и ужасно страдают всю свою жизнь, не знают конца и края этому страданию и не осознают, что это страдание не покинет их и после смерти, и часто, даже сильно страдая, вообще не понимают, что страдают, а уныло бредут, как скотина на убой, а то, бывает, берут нож мясника и сами режут себе глотку. А страдаем мы потому, что еще раньше принесли страдание другим, хотя совершенно не понимаем, что именно в этом причина наших мучений. В своем стремлении защитить то, что считаем собственными интересами, мы отвечаем злом на зло, приумножая зло в этом мире, не понимая, что это зло неизбежно вернется к нам в будущем.
– И как же это так случилось, что ты пришел к пониманию этой истины? – поинтересовался Мастер Асанга.
