Театральная пауза затянулась, и Константин продолжил уже менее уверенным тоном:
– Илья многократно в своеобразной присущей ему манере заострял внимание на том, что так называемый Элизиум – аккумулятор, питающий Вихрь, – присутствует в материальном мире. А кому больше всех известно об Элизиуме? Илья не в счет, до него не достучаться. Ему слышатся голоса, свое потаенное знание он хранит в надежном бункере вне орбиты сознания, доступа туда нет, если быть точным, нет у нас на текущий момент. Кто же остается?
– Тимур Сардокович, – предположила Марианна. – Больше некому.
– Мансуров не в себе. Он отравлен лживыми посулами собственной теневой стороны, – отмахнулся Константин. – Ты!
– Как я?
– Кто, как не ты, впервые упомянул об Элизиуме в преданиях о лесной старухе? Кто, как не ты, объяснил суть обеих сторон Элизиума? Кому, как не тебе, являлся он во снах?
– Да… Но это всего лишь обрывки, клочки, частицы информации, не более.
– Обрывки, клочки, частицы – все верно. Но частицы чего? Ты никогда не задумывалась?
Марианна покачала головой:
– Все это – обрывки памяти, твоей раненной, стертой из сознания памяти. Рваные лоскуты воспоминаний можно собрать воедино, нащупав якоря.
– Что за якоря? – спросила Марианна, окончательно запутавшись.
– Воспоминания не статичны. Они подобны реке, что вбирает в себя все новые воды, меняет направление, следуя течению. Время течет, и память, впитывая временной сор, меняется, трансформируется под влиянием пережитых эмоций, чувств, разного рода опыта. Порой, дабы человеку сохранить рассудок, не повредиться умом, механизм памяти срабатывает как защита, блокируя болезненные воспоминания, попросту их стирая. В результате стирается главное, но остаются якоря – детали, как правило, незначительные, за которые цепляется память. Якоря – ключ к стертым воспоминаниям. Если мы отыщем якоря, то потянем за ниточку и распутаем клубок твоих дремлющих воспоминаний об Элизиуме.
– Но как ты собираешься эти якоря искать?
– С помощью регрессивного гипноза, – ответил Константин, наконец выйдя из тени.
И Марианна в который раз отметила, насколько его отшлифованная до блеска наружность не вяжется с царящим в кабинете бардаком.
– Ты собираешься меня загипнотизировать?
– Я собираюсь погрузить тебя в твои же воспоминания. Решиться на это ты должна сама, осознанно. Будь готова столкнуться лицом к лицу со своим прошлым, его эмоциональным фоном, подвергшимся вытеснению.
– А если я, то есть, мой ум, мозг не выдержат этой встречи? Я смогу вернуться обратно без вреда для рассудка?
Константин снял очки и сел на корточки, опершись на подлокотник коляски. Он, коснувшись руки Марианны чуть выше локтя, вкрадчиво произнес:
– Я постоянно буду рядом. Если что-то пойдет не так, я тебя верну. Но монстры живут в твоей голове, ты разберешься с ними сама. Единственная установка, которую я тебе даю, – помни: ты сильнее любого из них!
Марианна так не считала, но бархатный голос Константина обволакивал, подавлял любое напряжение, заставляя без тени сомнения верить в собственные силы, но лишь когда рядом он – в свою безопасность с ним.
– Хорошо, – согласилась Марианна. – Давай попробуем! Только будь рядом!
– Непременно! – поспешил заверить девушку молодой ученый.
Определилось и назначение кушетки, когда Константин заботливо уложил на нее Марианну, подложив ей под голову упругую латексную подушку. Мужчина приподнял жалюзи, и вспышка яркого света неожиданно ударила Марианне в глаза, заставив зажмуриться.
– Это с непривычки, – заверил Константин. – Через минуту пройдет.
Марианна потихоньку разомкнула веки. Прямо перед ней вдали за окном виднелась крыша соседнего дома, на крыше – спутниковая тарелка с блестящим на солнце зеркалом. Марианна ощутила твердую руку Константина на своем предплечье, и его застилающий мысли и чувства голос велел:
– Смотри на блеск! Удерживай его глазами. Сосредоточься на моем голосе. Ты дышишь глубоко, размеренно, спокойно. Ты вся – мир и покой. С каждым следующим вдохом тело исчезает… Вдох… Мысли текут рекой. Слушай мой голос… Мысли растворяются в водах глубокой реки… Слушай мой голос… Мысли исчезают… Остается восприятие моего голоса, остается осознание. Ты и есть осознание. Следуй на звук моего голоса…
Константин говорил, Марианна тонула в фантасмагорическом полотне, что, подобно паутине, целиком сотканной из солнечных бликов, заволокло ее разум. Константин говорил, указывая путь, отдавал приказы, но она не улавливала их сути, теряясь для этого мира и соединяясь с другим. И в том другом реальном и объективном она не подозревала о существовании себя в иной парадигме, она вся стала осознанием и восприятием тайного уголка безграничной памяти под иным углом падения луча.
Луч падает на проселочную дорогу. Марианна за рулем автомобиля едет в деревню, дом ее детства, и с кем-то переговаривается по телефону. Беседа праздная, легкая, не напрягающая. Да и на сердце легко и тепло. По бокам дороги – согревающийся под ласковым солнцем после студеной зимы лес, впереди – весна! Марианна знает, за поворотом – поле, не то, поруганное дачным строительством, а то, каким оно помнится из детства, – просторное, необъятное, до самого края старого леса на границе торфяных болот. Автомобиль сворачивает – девушка резко жмет на тормоз. Машина встает, точно к земле приросла. Телефон повис в окаменевшей руке, дурацкая улыбка застыла на лице: поля нет, вместо поля – море, огромное, черное с бурлящей пеной волн. «Здесь – море!» – обращается девушка к кому-то, не размыкая уст. Телефон молчит. Она одна. И никакой весны. Есть только неприветливая стихия моря. Что делать? «Ты сильнее любого из них!» – приходят на ум слова. Чьи они? Кому принадлежат? Она не ведает. Но они помогают. «Плыть! Я буду плыть!» – решает девушка. И, бросив машину, плывет. Ни холод, ни влага не пугают и не останавливают, она просто плывет. А небо сплошь заволокла серость. Вот и лес недалеко, и деревья в снегу. Вода отступила. За спиной – запорошенное снегом поле. Из леса, пробираясь через сугробы, выходят люди. Они гуляют, шатаются по лесу в метель, праздно и бесцельно. Из глубины леса доносится хруст ломающихся ветвей, деревья стонут, скрипят, надламываются. «Дальше пути нет!» – говорит мужчина, заметив Марианну. «Смотри, какой гуляет вихрь!» – говорит женщина, оборачиваясь. И белая вьюга дрожащим саваном накрыла чащобу – сама тьма померкла перед морозной белизной. Страх сковывает Марианну, но она помнит, что сильнее страха, и, отбросив сомнения, делает шаг в неизвестность.
– Где ты сейчас? – спросил голос.
– Я в своей комнате перечитываю собственные стихи. И… комкаю их, потом подношу зажигалку… Пламя съедает строки… Все напрасно, зря, хочется забыть…
– Почему ты их сожгла?
– Их не приняли в газете. Я думала, что больше их никому не показывала. Но это не так, я просто забыла. А теперь помню. Я разместила их в Интернете.
