Но в тот самый момент, когда Марианна устраивалась в салоне сребристого «форда», глядя из окна авто, как сгущаются тучи, их фиолетовый окрас вызывал странную меланхолию. Потаенная грусть завладела сердцем. И само небо подхватило настрой души, отозвавшись гулким раскатом грома.
– Похоже, надвигается буря, и нешуточная, – сказал Константин, заводя двигатель.
– Вряд ли, – промолвила Марианна, поглядывая в окно, – я видала бури и посильнее, – сказала, сама не ведая, что за бурю имела в виду.
– Не нравится мне твое настроение сегодня. Ты будто не здесь, не со мной, – обеспокоенно произнес Константин.
Марианна улыбнулась, тронув его ладонь:
– Не бери в голову! Это всего лишь мысли. Погода меняется, ветром навеяло. Знаешь, мне вдруг вспомнился стих, из тех, что я давным-давно посылала в газету…
– Которые отказались печатать? Не стихи, а эмоции – так сказали они?
– Верно. Так вот, среди них был один, я написала его, в который раз перечитав «Мастера и Маргариту», под впечатлением глав о Понтии Пилате. Я и в самом деле написала его на одних эмоциях за пять минут, сама потом долго думала, не сознавая смысл того, что выплеснулось на бумагу. Думала… А поняла только сейчас, здесь, сидя в твоей машине и глядя на грозовую тучу, деревья, гнущиеся под порывами ветра, на мир за окном.
– Можешь прочитать стих? – спросил Константин.
– Ты точно этого хочешь? Только, чур, не смеяться!
– Обещаю – смеяться не буду!
Константин приложил руку к сердцу.
– Ладно, тогда слушай.
Марианна сделала глубокий вдох и принялась читать, вырывая из памяти строки:
Неспешно ты пройдешь по коридору
У колоннады Ирода дворца.
В фонтане слез убитого пророка
Умоешь руки, с тяжестью дыша.
Первосвященник, приговор и подпись.
Не знает дрожи твердая рука.
Не пощадит твой сон отныне боле
От боли страждущая голова.
И мчат на волю бешеные мысли
В молниеносном зареве костров.
Хватило б слова, лишь услышать слово,
Что трусость – самый страшный из грехов.
Вдали грохочет ненавистный город.
Безмолвная, безликая толпа.
Печальная вдали бредет когорта
К подножию кровавого холма.
Я, как и ты, смотрю на этот город.
Я не хочу смотреть, но все же вижу.
Все то, что сильно так тогда любила,
Все то теперь так сильно ненавижу!
– Мне нравится, – сказал Константин.
Марианна знала, что с тем же успехом она могла прочитать незамысловатый детский стишок – ответ был бы тем же.
– Пилат умывает руки. Для меня все ясно.
– Но что он смывает с рук?
Константин озадаченно посмотрел на невесту, уже с неким оттенком профессионального интереса.
– Мир! – возбужденно произнесла Марианна. – Он смывает лицемерие и ложь, все дурное этого мира, весь налет из зависти, корысти, осуждения, жестокости, несправедливости. Он не желает иметь с миром ничего общего! Он посылает мир к черту! – Марианна излила весь поток слов на одном дыхании и, тотчас расслабившись, откинулась на спинку сиденья.
Буря за окном, грозившая вот-вот начаться, так и не разразилась. Туча ушла, гонимая ветром за горизонт. Весеннее солнце выглянуло из-за облаков, и снова стало тихо и светло. Прошлое, которого не было, мимолетным призраком коснувшись души Марианны, исчезло следом за фиолетовой тучей. И в душе девушки вновь стало тихо и светло. Мелодия, напоминавшая морской бриз, доносилась из колонок магнитолы. Марианна ощутила приятную усталость. Она сомкнула глаза, падая в сон.
Мелодия морского бриза, ненавязчиво влившись в сновидение, превратилась в песню моря. Перламутровые волны качали парусник, и паруса были белее снега, и попутный ветер раздувал их, унося с собой в необозримую даль. За штурвалом стояла девочка. Ее обласканные солнцем рыжие кудри переливались огнем. Задорная улыбка сияла на веснушчатом лице, и улыбка эта предназначалась Марианне. Марианна знала – девочка бежала от Смерти, знала, что теперь девочка свободна. Ей удалось сбежать, стать невидимой для Смерти и для жизни, одинаково недосягаемой как для чудища из недр земли, так и для унылого застенка ржавой маршрутки, покоящейся посреди безлюдной пустыни. Девочка улыбалась Марианне, давая знать, что путь ее окончен и все у нее ладно, все хорошо. И в знании этом Марианна обретала покой. Ведь свобода девочки, чье лицо обдувает легкий бриз, гуляющий средь перламутровых волн бескрайнего моря, той, что улыбается, глядя ветру в лицо, для Марианны важнее всего на свете, важнее и куда реальнее того, что происходит с ней самой, гораздо значительнее и правдивее того, что видится ей за окнами летящего по автостраде авто.
