Возвращаться сейчас на работу Маша не хотела — там все в
растрепанных чувствах, переживают из-за Мишки, готовятся к похоронам.
Мишке все равно уже ничем не поможешь, они там прекрасно
управятся и без нее.
Настал момент узнать, что же дед имел в виду, когда подарил
ей этот кулон. И единственный человек, который может пролить на это свет, это
Машин отец.
— Дмитрий Алексеевич, мне пора, — сказала Маша в
спину, обтянутую запачканным рабочим халатом.
— Да-да, — рассеянно отозвался Старыгин,
разумеется…
Маша обиделась: мог бы хотя бы из вежливости ее удержать —
мол, посидите еще, куда же вы так быстро… Сам, между прочим, ее вызвал, а сам
не желает знаться!
Но Старыгин так глубоко погрузился в работу, что флюиды
Машиной обиды отскочили от него, как теннисный мячик.
— Если я буду вам нужна, — язвительно начала
Маша, — или захотите полюбоваться на пентагондодекаэдр, звоните!
— Всенепременнейше! — Он оторвался от картины и
смотрел вежливо, но в глубине глаз просвечивало нетерпение — уходи, мол,
скорее, не мешай заниматься любимым делом. Сарказма в Машином голосе он
совершенно не уловил.
Маша пожала плечами и вышла.
На улице она тяжко вздохнула. Очень не хотелось звонить
отцу. Но не такой Маша была человек, чтобы из-за своих личных отношений
пренебрегать работой. Раз надо — значит, надо.
И сделать это нужно как можно скорее.
К телефону подошла его жена. Маша мысленно посетовала на
свое невезение. Отцу явно не везло в семейной жизни. После Машиной матери у
него было еще две жены. Судя по тому, как мама отзывалась о своем бывшем муже,
расстались они очень плохо. Маша совершенно не хотела разбираться, кто уж там
был виноват. Но в детстве они с отцом виделись крайне редко, раза два в год.
Потом Маше стало неинтересно — жила без отца в детстве, а уж во взрослом
состоянии и подавно прожить можно. Отец тоже не очень настаивал — он разводился
со своей второй женой и женился на третьей. И уж эта, последняя, оказалась
такой уникальной стервой, что поискать. Машу она на дух не переносила, причем
непонятно за что. Виделись они с отцом очень редко, Маша никогда не просила у
него ни денег, ни другой помощи.
Отец был дома, но болен и не расположен говорить по
телефону. Но Маша заявила, что у нее очень срочный разговор, дело не терпит
отлагательств.
— Что случилось? — послышался в трубке
встревоженный голос. — Что-нибудь с мамой?
— Успокойся, — ответила Маша, — с мамой все в
порядке, она отдыхает в Турции. Мне нужно поговорить с тобой насчет.., дедушки.
— Дедушки? — изумился отец.
— Ну да, профессора Магницкого, а почему ты так
удивился? — раздраженно спросила Маша, В конце концов, я имею право знать,
как он умер и чем занимался при жизни.
В трубке долго молчали, очевидно, отец переваривал
услышанное.
— Так я могу приехать? — осведомилась Маша, не
дождавшись вразумительного ответа.
Отец понял, что она не оставит его в покое, и неохотно
согласился. Маша удовлетворенно поглядела на телефон. Любое дело, хотя бы самое
пустяковое, нужно доводить до конца.
А если встреча неприятная, то тем более нужно осуществить ее
как можно быстрее.
Когда Маша решила, что будет журналистом, она выработала
себе ряд правил, которым неуклонно следовала в работе и в жизни. Покойный Мишка
слегка подсмеивался над ней, называл не женщиной, а машиной…
«Не думать больше о Мишке! — приказала себе
Маша. — А то у меня ничего не получится при встрече с отцом!»
* * *
Закончив работу в зале Леонардо, обследовав в нем каждый
сантиметр стены, каждый фрагмент паркетного пола, подчиненные Евгения Ивановича
Легова расширили зону поиска и перешли в соседние помещения. Здесь работать
было не в пример сложнее, потому что залы были полны посетителями. Чтобы не
порождать распространение ненужных слухов, музейным служительницам сказали, что
проходит плановая проверка электропроводки, и сотрудники службы безопасности
усиленно изображали электриков. Правда, получалось это у них не очень похоже.
Сам Евгений Иванович опрашивал одного за другим вахтеров и
дежурных, находившихся в музее ночью. Тех, чья смена уже закончилась, попросили
задержаться и перед уходом зайти в кабинет начальника службы безопасности.
Уже третий человек, явившийся в кабинет Легова, отставной
военный, дежуривший ночью возле служебного выхода, расположенного
непосредственно рядом с дирекцией, сообщил, что во втором часу ночи из музея
вышел мужчина.
— Что за мужчина? — с плохо скрытым раздражением
спросил отставника Евгений Иванович. — Почему он не записан в журнале
посещений?
— Потому что предъявил постоянный пропуск, —
преданно вытаращив на начальство блекло-голубые глаза, отчеканил дежурный.
Которые посетители, тех положено непременно записывать в журнал: когда пришел,
когда ушел, а которые сотрудники, тех не положено. Я инструкцию досконально
соблюдаю!
Я в войсках связи двадцать лет отслужил, я порядок знаю!
— А фамилию, фамилию его вы не запомнили?
— Никак нет! — ответил отставник с легким
сожалением. — Память уже не та! Вот в молодости я устав строевой и
караульной службы целыми страницами мог…
— Не надо про устав! — прервал его Легов. Но хоть
как он выглядел-то, вы можете сказать?
— Обыкновенно выглядел. Молодой такой, высокий..,
волосы немножко седоватые…
— Молодой — а волосы седоватые? — недоверчиво
переспросил Евгений Иванович.
— Ну да, а что такого?
— Ну, молодой — это сколько примерно лет?
Двадцать? Двадцать пять? Тридцать?
— Ну, допустим, примерно как вы.., лет, может, сорок
или чуть побольше…
— Ясно, — протянул Легов, не понять, то ли
одобрительно, то ли насмешливо. — А опознать его в случае чего сможете?
— А как же! — радостно воскликнул
отставник. — Я и фоторобот могу составить, в милиции один раз
приходилось.., когда к соседям в квартиру злоумышленник влез…
— Привлечем, — кивнул Легов.
Дверь кабинета приоткрылась, в щелку заглянул помощник
Легова Севастьянов.
— Никита, я же, кажется, просил не мешать! недовольно
поморщился Легов.
— Евгений Иванович, ребята там кое-что нашли, вы бы
взглянули! Может, это важно…
— Ладно, — Легов повернулся к дежурному: Если еще
что-то вспомните, непременно сообщите, а пока можете быть свободны. Спасибо за
помощь.
— А как же насчет фоторобота? — огорчился
отставник, почувствовав угасание интереса к своей особе.
