— Теперь волосы. — На экране появилась одна
прическа, другая, третья…
Сзади тихо подошел Евгений Иванович Легов и заинтересованно
уставился на экран. Постепенно проступавшее там лицо показалось ему знакомым.
— Костя, поменяй подбородок, — попросил Легов
своего подчиненного, — поставь более закругленный.., вот так.., теперь
углуби носогубную складку…
— Вот, это он! — радостно воскликнул ночной
дежурный. — Точно, он! Как живой получился!
— Вы уверены? — на всякий случай переспросил
Евгений Иванович. Он сам не верил в такую удивительную удачу.
— Он, он самый! — уверенно подтвердил
отставник. — Теперь просто одно лицо!
— Распечатай, — коротко распорядился Легов.
— Сколько экземпляров? Штук двадцать, чтобы раздать
всем нашим ребятам?
— Нет, одного экземпляра достаточно. Только для меня.
Сложив вдвое листок с распечаткой фоторобота, он вышел из
кабинета и поднялся на второй этаж.
* * *
— Как дела, Дмитрий Алексеевич? — самым нежным
голосом проворковала Маша по телефону. — Как продвигается ваша работа?
Нынешним утром она решила, что глупо дуться на этого
реставратора, помешанного на работе. Глупо язвить, он все равно ничего не
заметит. В конце концов, Маше тоже нужно, чтобы он помог ей исключительно по
работе.
Стала бы она интересоваться этим типом просто так! Да вот
еще, очень надо! Сорок лет, а то и больше, одежда немодная и сидит мешковато,
да еще всегда в рыжей шерсти от кота. Вечно витает в эмпиреях, не видит, что
происходит у него под носом. Ему ближе какой-нибудь шестнадцатый век, чем
нынешнее время, во всяком случае, он лучше в нем ориентируется.
В общем, полное ископаемое.
Но он обещал Маша эксклюзивное интервью. Сейчас он оказался
в самом центре событий с картиной. И уж если волею судеб, их дорожки
пересеклись, то Маша своего не упустит. Это интервью может стать переломным
моментом во всей ее журналистской карьере.
— Дмитрий Алексеевич, дорогой, вы меня не
забыли? — Она решилась добавить в голос чуть больше интимности, — Как
бы я мог забыть, если мы расстались только вчера? — весело откликнулся
Старыгин.
— Есть новости?
— Ну, я раскопал кое-что, так что если вы не слишком
заняты…
— Я еду!
Старыгин положил трубку и поймал себя на том, что улыбается.
* * *
Маша появилась через сорок минут, чудом ей удалось миновать
все пробки.
— Я принесла хороший молотый кофе! — заявила
она, — И миндальные пирожные для вас!
— Почему для меня? — удивился Старыгин.
— Потому что вы — сладкоежка, как все мужчины!
— Не буду отпираться, — смиренно склонил голову
Старыгин. — Только откуда вы узнали такие интимные подробности про меня?
— Мне нашептал их кот Василий! Но расскажите же, что
вам удалось выяснить!
— Да, но сначала я должен закончить работу.
А вы пока сварите нам кофе!
Старыгин наклонился над картиной и не видел, какую физиономию
скорчила Маша. Что за командирский тон! Как будто она горничная! Но ради
эксклюзивного материала она готова не только варить этому типу кофе, но и
жарить яичницу на завтрак!
Утверждение вышло несколько двусмысленным, хорошо, что она
не сказала этого вслух.
— Во времена Леонардо большинство итальянских
художников писали темперой, то есть красками на основе яичного желтка, —
Дмитрий Алексеевич говорил, продолжая в то же время исследовать поверхность
холста. — Основой для их картин служили доски, чаще всего тополевые.
Правда, во многих областях Италии применяли свою местную древесину: для
феррарских живописцев были характерны ореховые доски, буковую древесину
использовали представители болонской школы, ель — венецианские художники, пихту
— живописцы Ломбардии. Сам же Леонардо считал лучшими основами для живописи
доски из кипариса, ореха и груши. Он очень много экспериментировал и с
красками. В его рукописях осталось множество оригинальных рецептов красок и
грунтов. В основном он писал смесью масла и темперы, но часто составлял более
сложные сочетания, добиваясь особенной, воздушной прозрачности и глубины цвета.
Старыгин вздохнул и добавил:
— Правда, его эксперименты имели и негативную сторону.
Большинство изобретенных им красок оказались непрочными, они разрушались под
действием времени, так что уже в XVI веке Джордже Вазари, автор жизнеописаний
знаменитых итальянских живописцев, ваятелей и зодчих, писал, что многие работы
Леонардо пребывают в плачевном состоянии.
— А эта картина? Каково состояние красок?
— Неплохое, видно, хранили ее по всем правилам, берегли
от сильного солнечного света и от сырости. В свое время я исследовал состав
красок той картины, настоящей, так вот, могу сказать с большой долей
уверенности, что почти все краски по составу совпадают.
— То есть вы хотите сказать, что эту картину нарисовал
сам Леонардо да Винчи?
— Для того чтобы это утверждать, нужно еще многое
сделать, — сухо ответил Старыгин, — но краски, безусловно, те же.
Мэтр в своих записях дал точные рецепты. Вот, слушайте! — Старыгин
отскочил от картины и стал рыться на столе, заваленном бумагами. Вытащил книжку
и открыл на нужной странице.
— Вот, например, этот дивный голубой цвет:
«Чтобы сделать индиго. Возьми цветов синили и крахмала в
равных долях и замешай вместе с мочой и уксусом, и сделай из этого порошок, и
высуши его на солнце, и если это окажется слишком белым, добавь цветов синили,
делая пасту той темноты цвета, которая тебе потребна».
— «Вместе с мочой?» — Маша сморщила нос, глядя на
голубые одежды мадонны.
— Есть более диковинные рецепты. Вот, для желтой
глазури:
«Одна унция цинковой окиси, три четверти индийского шафрана,
одна четверть буры, и все вместе разотри. Потом возьмешь три четверти бобовой
муки, три унции сухих крупных фиг, одну четверть воробьиных ягод и немного
меду; и смешай, и сделай пасту».
— Здорово! — восхитилась Маша. — Особенно про
воробьиные ягоды! Знать бы еще, что это такое…
Неожиданно дверь комнаты распахнулась.
На пороге появился невысокий, полный человечек с круглой
лысой головой. Весь он был какой-то кругленький, обтекаемый и казался
совершенно безобидным и добродушным.
Особенно усиливали это впечатление маленькие детские ручки и
круглые щеки, покрытые жизнерадостным румянцем. Впрочем, это впечатление явно
было обманчивым, скорее всего оно было тщательно продуманной маской, которую
этот человек носил для того, чтобы вводить в заблуждение своих собеседников.
