— Куда едем? — Мишка взгромоздился на заднее
сиденье машины и снял панаму. — Чего снимать будем?
— Новую Голландию, — бросила Маша, внимательно
глядя в зеркало заднего вида.
— Ну, Маня, ну ты меня просто удивляешь.., огорчился
Мишка. — Ну что ты еще надумала?
Да про Новую Голландию только ленивый репортажа не сделал!
Особенно после пожара!
Новая Голландия — остров в историческом центре города,
омываемый рекой Мойкой и двумя каналами — Крюковым и Адмиралтейским. По
преданиям, этот остров был любимым местом отдыха царя Петра Первого. Позже
остров отдали Адмиралтейству. Там были устроены склады корабельного леса, а
потом разных военно-морских принадлежностей. Со временем склады стали не нужны,
а поскольку подобраться к острову можно было лишь водным путем, то остров
понемногу приходил в запустение. Но, будучи подвластен военному ведомству,
по-прежнему тщательно охранялся. До тех пор, пока город не решил, что грех
пропадать такому красивому уголку в центре, и не попросил вежливо военных
оттуда. Военные уступили с большой неохотой — никто не любит отдавать даром то,
что тебе принадлежало очень давно. Даже если это что-то тебе совершенно не
нужно. Тем не менее, повинуясь приказу свыше, стали освобождать склады и
вывозить имущество, а что не вывозится, то сжигали. Минувшей зимой и вспыхнул
сильный пожар. Не то кто-то нарочно поджег, а скорее всего случайный человек
бросил окурок, а военные охранять вверенный объект уже перестали.
Все это Маша прекрасно знала, и Мишка совершенно прав,
потому что писали в свое время о Новой Голландии много и снимали тоже.
— У меня совершенно новая идея! — заявила
Маша. — Так что поторапливайся, а то начнешь потом ныть, что освещение не
то…
— Просто не женщина, а генератор идей, ворчал Мишка,
когда они остановились на набережной Мойки.
Пожар не тронул великолепных пропорций огромных ворот из
темно-красного старого кирпича. Пока Михаил устанавливал камеру, Маша отошла в
сторону и закурила. Не нужно лезть к Мишке с неквалифицированными советами, он
отличный мастер своего дела, это все признают.
— Гонорар беру только натурой! — заявил Мишка,
собирая свою аппаратуру.
Это значило, что его непременно нужно накормить обедом. Они
нашли кафе неподалеку, где стояли столики прямо на улице и можно было видеть
реку.
— Так что ты вчера откопал там, в Эрмитаже? —
вспомнила Маша за едой.
Мишка в это время в упоении оглядывал огромную свиную
отбивную на тарелке, держа в руках стакан с пивом.
— Да, одна удивительная вещь! — откликнулся
он. — Но я тебе не скажу, чтобы не портить впечатление. Я тебе один кадр
по почте послал, вечерком мне позвони, хочу узнать, что ты об этом думаешь…
Может быть, у тебя возникнет очередная гениальная идея…
Маша вспомнила, что у нее сломан компьютер и что она не
получает сейчас электронную почту, но предпочла промолчать, чтобы Мишка не
ругался.
Мишка настроился посидеть в кафе со вкусом, у нее же были
неотложные дела, поэтому они мило распростились, договорившись созвониться.
Мобильный, как всегда, истошно завизжал на трудном
перекрестке.
— Машка! — орал ее непосредственный начальник
Виталий Борисович. — Ты где находишься? Немедленно езжай в Эрмитаж, у них
там что-то случилось, зал с мадоннами Леонардо закрыт! Вроде говорят — трубы
лопнули!
— Ну и что? — по инерции спросила Маша.
— Как это — что? — удивился начальник. Наша передача
как называется? «Новости культуры». Шутка ли сказать — две мадонны самого
Леонардо! А вдруг мировые шедевры повреждены? Езжай и не спорь, оттуда мне
позвонишь!
— Скажите, какие новости, — ворчала Маша
вполголоса, стараясь вписаться между задрипанной «Газелью» и синей
«Тойотой», — подумаешь, культурное событие — в Эрмитаже трубы лопнули! Да
если каждую аварию в передачах освещать, то мы все в сантехников превратимся!
Или в электриков…
Виталий Борисович конечно перестраховщик. Но что делать, с
начальством спорить себе дороже, это все знают…
Водитель «Газели» крикнул вслед что-то обидное, но Маша
сделала вид, что не поняла.
Настроение у нее было плохое. Снова начальник использует ее
для всяких мелких заданий, как будто она девочка на побегушках. Обещал же дать
ей свой собственный раздел в передаче. У Маши была такая замечательная идея
сделать нечто вроде трехминутного клипа либо на стихи, либо на классическую
музыку… В качестве иллюстрации снимать город, его улицы, дворцы, музеи,
фонтаны, решетки… Иногда людей, только не очень много. Хорошо, что не
рассказала об этом Мишке. Он-то бы конечно понял, но вот, судя по всему, работа
опять срывается. Вечно начальник затыкает ею все дыры!
Маша оставила машину в переулке и перебежала Дворцовую
площадь. Через весь двор тянулся внушительный хвост из посетителей.
Еще бы — лето, самое время для туристов. Жители города редко
ходят в Эрмитаж, как впрочем и французы — в Лувр, разве что сопровождают
приехавших родственников и знакомых.
Маша вихрем промчалась мимо очереди, смешалась с толпой
входящих и показала охраннику свое удостоверение. Парень окинул
притворно-равнодушным взглядом стройную молодую женщину в белых брюках и
зеленой маечке, под цвет глаз. Маша улыбнулась ему открыто и дружелюбно. Взгляд
охранника потеплел, но Маша уже проскочила магнитный контур и схватила свою
сумочку. Радуясь, что сегодня на ней босоножки на платформе, а не на высоких
цокающих каблуках. Маша устремилась к главной лестнице. Мама рассказывала, что
когда-то давно служительницы коршунами набрасывались на женщин в туфлях с
каблуками-"гвоздиками" и заставляли надевать специальные войлочные
тапочки, чтобы не портить бесценный паркет. Потом это прошло, но до сих пор еще
служительницы, кто постарше, смотрели волком, услышав стук каблуков по паркету.
Поднявшись на второй этаж, туристы шли прямо, разглядывая
помпезный Фельдмаршальский зал и громко удивляясь. Маша пролетела его, не
поворачивая головы, свернула в темную Шпалерную галерею, где действительно все
стены были увешаны ткаными шпалерами, прошла Павильонный зал, где толпа
осаждала часы «Павлин». В детстве, когда мама водила в Эрмитаж, это был ее
любимый зал, хотя часы тогда не работали. Все равно ужасно интересно было
рассматривать механического павлина, и сову, и грибочки…
Сейчас Маша даже не взглянула в ту сторону, она торопилась.
Миновав лестницу, она вошла в первый из залов итальянского искусства эпохи
Возрождения. Все было как обычно, только посетителей больше, чем в другие дни.
Маша немного умерила шаг, чтобы не обращать на себя
внимания, и двигалась теперь в общем потоке. Идти было неудобно, потому что
навстречу стремился почти такой же поток. Вот наконец последний зал, Маша еще с
порога увидела, что двери в зал Леонардо закрыты. Люди растерянно топтались
рядом, некоторые возмущенно гудели. У закрытой двери стояла монументальная
дама, немолодая, но крепкая с виду и вещала звучным контральто:
