– На нем нет крыши? – спросил Крис. Лаура потеребила волосы мальчика и сказала:
– Кроме того, Стефан, если ты как следует заглянешь в эту коробку, то найдешь пару сберегательных книжек. Я открыла счета на твое имя в Секрити Пацифик Банк и Грейт Вестерн Савингс. Он был удивлен.
– Я не могу взять твои деньги. Я не могу…
– Ты спас меня от инвалидной коляски, несколько раз спасал мою жизнь, и я не могу дать тебе деньги? Тельма, что с ним?
– Он настоящий мужчина, – сказала Тельма.
– Тогда это объясняет все.
– Эти волосатые неандертальцы, – сказала Тельма, – прыгающие вокруг костра и празднующие победу над мамонтом, все такие.
– Мужчины, – сказала Лаура.
– Мужчины, – сказала Тельма.
К его удивлению и против его желания, Стефан Кригер почувствовал, как мрак в его сердце начал сменяться ярким светом.
В конце февраля следующего года через тринадцать месяцев, после событий в Палм-Спрингс, Лаура предложила Стефану жить с ней и Крисом в ее доме в Бич Би. Он приехал на следующий день в русском спортивном автомобиле, который он купил на деньги, подаренные Лаурой.
Следующие семь месяцев он спал в комнате для гостей. Каждую ночь. Ему больше ничего не надо было. Только быть с ними, день за днем.
В середине сентября, двадцать месяцев после того, как он появился на крыльце ее дома с пулевым отверстием в груди, она попросила его лечь в ее постель. Только через три ночи он нашел мужество прийти.
ГЛАВА 3
В тот год, когда Крису исполнилось двенадцать лет, Джесон и Тельма купили дом в Монтерее с видом на самое красивое побережье в мире и настояли, чтобы Лаура, Стефан и Крис приехали к ним на август, когда у Тельмы и Джесона был перерыв в съемках. Утренние часы в Монтерее были прохладными и туманными, дни теплыми и ясными, ночи промозглыми, и эта ежедневная смена погоды была впечатляющей.
Во вторую пятницу месяца Стефан и Крис отправились на пляж с Джесоном. На камнях неподалеку от берега грелись и резвились морские львы. Туристы парковали свои машины бампер к бамперу на дороге вдоль пляжа; они загорали и делали фотографии.
– Год за годом, – сказал Джесон, – здесь все больше иностранных туристов. Это постоянное вторжение. И вы заметили – это в основном японцы, немцы и русские. Меньше чем полвека назад мы вели величайшую войну в истории против всех них, а сейчас они более состоятельные, чем мы. Японская электроника и машины, русские машины и компьютеры, немецкие машины и станки…. Господи, Стефан, мне кажется, что американцы лучше относятся к своим старым врагам, чем к своим старым друзьям.
Стефан остановился, чтобы посмотреть на морских львов, которые проявляли интерес к туристам, и подумать об ошибке, которую он сделал во время встречи с Уинстоном Черчиллем.
«Но скажите мне только одно. Любопытство распирает меня. Скажите… например, что станет с Советами после войны?»
Старая лиса говорил так обычно, как будто этот вопрос был выбран им случайно, как будто он с таким же успехом мог спросить о перемене моды в будущем, хотя на самом деле он все рассчитал и ответ действительно интересовал его. Помня о том, что ему сказал Стефан, Черчилль убедил западных союзников продолжать борьбу в Европе после того, как Германия была разбита. Воспользовавшись тем, что Советы оккупировали Восточную Европу, и обратив это против них, другие союзники повернули оружие против русских, отбросив их к своим границам; во время войны с Германией Советы снабжались оружием и боеприпасами из Соединенных Штатов и без этой поддержки они потерпели поражение в считанные месяцы. Кроме того, они были измотаны войной с их старым врагом Гитлером. Теперь современный мир был не таким, как должен был быть, и все потому, что Стефан ответил на один вопрос Черчилля.
В отличие от Джесона, Тельмы, Лауры и Криса Стефан был человеком не из этого времени, человеком, для которого эта эра не была родной, годы после мировой войны были его будущим, хотя в то же время для этих людей они были прошлым. Они не могли помнить другой мир кроме этого, где самые великие страны в мире не питали вражды друг к другу, где огромные арсеналы ядерного оружия не нашли применения, где демократия процветала даже в России, где были мир и согласие.
Судьба борется за то, что должно было быть. Но на этот раз, к счастью, ей это не удалось.
Лаура и Тельма сидели в шезлонгах на веранде и смотрели на своих мужчин, бродивших по побережью.
– Ты счастлива с ним, Шан?
– Он очень грустный.
– Но замечательный.
– Он никогда не будет Дании.
– Но Дании нет. Лаура кивнула.
– Он говорит, что я спасла его, – сказала Лаура.
– От голодной жизни, ты имеешь в виду? Наконец Лаура сказала:
– Я люблю его.
– Я знаю, – сказала Тельма.
– Я никогда не думала, что я смогу… снова. Я имею в виду, полюбить мужчину так.
– Как так, Шан? Ты говоришь о какой-то новой хитроумной позе? Ты приближаешься к сорока годам, Шан, разве не время пересмотреть свою лебединую верность?
– Ты неисправима.
– Я стараюсь.
– А что у тебя, Тельма? Ты счастлива? Тельма похлопала по своему большому животу.
Она была на седьмом месяце беременности.
– Очень счастлива, Шан. Я говорила тебе, что могут быть близнецы?
– Говорила.
– Близнецы, – сказала Тельма с благоговейным страхом.– Как Рути была бы довольна мной.
Близнецы.
Судьба борется за то, что должно было быть, подумала Лаура, и временами, к счастью, ей это удается.
Некоторое время они сидели молча, наслаждаясь морским воздухом и слушая шелест ветра среди сосен и кипарисов.
Вскоре Тельма сказала:
– Помнишь тот день, когда я приехала в твой дом в горах, а ты практиковалась в стрельбе по мишени?
– Помню.
– Ты решетила пулями человеческие силуэты. Ты ненавидела весь мир и везде прятала оружие. В тот день ты сказала мне, что всю свою жизнь терпишь то, что заставляет терпеть тебя судьба, но больше ты не собиралась терпеть – ты собиралась сражаться, чтобы защитить себя. Ты была очень злой в тот день, Шан, и очень печальной.
– Да.
– Сейчас я знаю, что ты вновь мучаешься, я знаю, что ты по-прежнему борешься. Мир все еще полон смерти и трагедий. Несмотря на все это, ты не выглядишь больше печальной.
– Нет.
– В чем секрет?
– Я познала третий великий закон, и это все. Будучи ребенком, я познала мучение. Когда убили Криса, я научилась бороться. Сейчас я все еще мучаюсь и борюсь, но я теперь знаю, почему. Это судьба.
