– Жажда, – сказал он. Она сказала:
– Крис…
Он уже стоял рядом со стаканом воды в руке. Она села на кровать позади своего спасителя, подняла его голову, взяла стакан у Криса и помогла раненому пить. Она дала выпить ему только несколько маленьких глотков, так как не хотела, чтобы он захлебнулся. Его губы потрескались, а язык был белым, словно он ел пепел.
Положив его голову обратно на подушку, она попробовала его лоб.
– Уже не такой горячий, как раньше.
Он повернул голову из стороны в сторону, пытаясь рассмотреть комнату. Несмотря на воду, его голос оставался сухим и надтреснутым.
– Где мы?
– В безопасности, – сказала она.
– Нигде… нет безопасности.
– Мы смогли больше понять в этой сумасшедшей ситуации, чем ты думаешь, – сказала она ему.
– Да, – сказал Крис, садясь на кровать, рядом с матерью.– Мы знаем что ты путешественник во времени!
Раненый посмотрел на мальчика, пытаясь улыбнуться, но сморщился от боли.
– У меня есть наркотики, – сказала Лаура.– Обезболивающие.
– Нет, – сказал он.– Не сейчас. Позже, может быть. Еще воды.
Лаура снова подняла его голову и позволила выпить все оставшееся содержимое стакана. Она вспомнила о пенициллине и дала его ему вместе с последними глотками воды.
– Из какого ты года? – возбужденно спросил Крис, забыв о каплях воды, стекавших по его лицу.– Из какого?
– Дорогой, – сказала Лаура, – он очень слаб, и мы не должны беспокоить его вопросами.
– Он может сказать нам хотя бы это, мама.– Крис снова обратился к раненому.– Из какого ты года?
Он посмотрел на Криса, потом на Лауру.
– Из какого ты года? А? Из 2100? 3000? Сухим голосом спаситель сказал:
– Из 1944-го.
Столь незначительная активность, очевидно, уже утомила его, взгляд стал тяжелым, а голос слабел. Лаура была уверена, что он снова теряет сознание.– Из какого? – переспросил Крис, удивленный ответом.
– Из 1944-го.
– Это невозможно, – сказал Крис.
– Берлин, – сказал спаситель.
– Он бредит, – сказала Лаура Крису.
Его голос превратился в шепот и совсем затих, но он довольно отчетливо произнес:
– Берлин.
– Берлин? – сказал Крис.– Ты имеешь в виду – Берлин, Германию?
Сон свалил раненого, это был не неестественный сон комы, а нормальный сон, о чем говорило тихое и спокойное дыхание. Но прежде чем впасть в этот сон, он успел еще выдавить из себя:
– Нацистская Германия.
ГЛАВА 4
По телевизору шла «Жизнь во имя жизни», но ни Лаура, ни Крис не проявляли никакого интереса к мыльной опере. Они поставили стулья к кровати, откуда могли наблюдать за спящим человеком. Крис оделся, и его волосы почти высохли, хотя на шее еще остались капли воды. Лауре очень хотелось принять душ, но она не могла оставить раненого, который мог вновь проснуться и заговорить. Она и мальчик переговаривались шепотом.
– Крис, до меня дошло, что если бы эти люди были из будущего, то они бы появились с лазерными пушками или чем-нибудь в этом роде, как ты думаешь?
– Они бы не захотели, чтобы кто-нибудь узнал о том, что они из будущего, – сказал Крис – Они бы не взяли с собой оружие и одежду, которые бы не подходили ко времени. Но, мама, он сказал, что он из…
– Я знаю, что он сказал. Но это звучит неправдоподобно, не так ли? Если бы они изобрели машину времени в 1944 году, мы знали б об этом, так?
В тринадцать тридцать спаситель снова очнулся и выглядел гораздо лучше. Он просил воды, и Лаура помогла ему напиться. Он сказал, что чувствует себя лучше, хотя был очень слаб и очень хотел спать. Он попросил поднять его повыше. Крис достал из шкафа еще две подушки и помог матери приподнять раненого.
– Как тебя зовут? – спросила Лаура.
– Стефан. Стефан Кригер.
Она тихо повторила имя, которое звучало не очень мелодично, но довольно твердо. Это не было имя ангела-спасителя, и она удивилась, что после стольких лет и после некоторого разочарования в нем, она все еще ожидала услышать неземное имя.
– И ты действительно появился из…
– 1944 года, – повторил он. Его лоб вспотел, возможно, от усилий, которых требовало его полусидячее положение, а может быть, от воспоминаний о том месте и времени, из которого он появился.
– Берлин, Германия. Там появился великий польский ученый, Владимир Псиловски, которого считали сумасшедшим – я думаю, он и был таким, – но он оказался гением. Он жил в Варшаве и работал над теорией об относительности времени уже двадцать пять лет, когда Россия и Германия объединились для оккупации Польши в 1939 году…
Псиловски, по рассказу Стефана Кригера, симпатизировал нацистам и приветствовал войска Гитлера. Возможно, он знал, что получит от Гитлера средства на свои исследования, которых он не получил бы от более разумного человека. Под персональной опекой самого Гитлера Псиловски и его ближайший помощник Владислав Янушка отправились в Берлин, чтобы организовать институт для дальнейших исследований, он был таким секретным, что даже никак не назывался. Он просто назывался институтом. Там, во взаимодействии с германскими учеными, менее мудрыми, чем он, и благодаря потоку финансов из Третьего рейха, Псиловски нашел способ проникать в пространство и время.
– Блитцштрассе, – сказал Стефан.
– Блитц – значит молния, – сказал Крис.– Как Блитцкриг – война молний – в этих старых фильмах.
– В этом случае Дорога Молний, – сказал Стефан.– Дорога сквозь время. Дорога в будущее.
Литературно это можно было бы назвать Зукун-фтиштрассе, или Дорога в будущее, объяснил Стефан, так как Владимир Псиловски не нашел способа посылать людей в прошлое с помощью той машины, которую он изобрел. Они могли путешествовать только в будущее и автоматически возвращаться в свою эру.
– Вероятно, существует какой-то космический механизм, который не позволяет путешествовать в прошлое, чтобы путешественники во времени не могли изменить настоящих событий. Понимаете, если бы они могли путешествовать в свое собственное прошлое, они породили бы определенные…
– Парадоксы! – возбужденно сказал Крис. Стефан был удивлен словом, услышанным от
мальчика.
Улыбаясь, Лаура сказала:
– Как я уже говорила, мы вели с ним дискуссию по поводу вашего происхождения, и путешествия во времени показались нам наиболее логичными. А в этом Крис является моим советчиком.
– Парадокс, – согласился Стефан.– Это слово одинаково звучит и по-немецки, и по-английски. Если бы путешественник во времени мог вернуться в свое прошлое и повлиять на некоторые события истории, последствия могли бы быть ужасными. Это могло изменить будущее, из которого он появился. Может быть, он даже не смог бы вернуться в мир, который покинул…
