– А за еду, между прочим, Настюш, не стыдно. Это называется безысходность. А вот за люксовую сумочку – это уже бл*дство, – дразнит меня Долгов, доводя до точки кипения.
– Это что, намек? – вызверевшись, впиваюсь ногтями ему в предплечья.
– Помилуйте, Анастасия Андреевна, я вам разве сумочки покупал? – вырывается у него какой-то полустон.
– Представь себе! – пыхчу в ответ.
– Ну, тогда пора снижать тарифы, – глубокомысленно изрекает он и вновь заливается смехом. А я смотрю на него такого улыбающегося, и вся моя злость окончательно испаряется. Долгов, почувствовав перемену, скидывает меня на траву, наваливается сверху и жадно целует. Для вида, конечно, сопротивляюсь пару секунд, но потом обессиленно сдаюсь его напору.
– Сволочь, – выдыхаю ему в губы.
– Вредный мартыхан, – парирует он со смешком. Хочу возмутиться столь нелестным сравнением, но все слова тонут в глубоком, томительном поцелуе.
Разгоряченные борьбой и палящим солнцем моментально возбуждаемся. Стаскиваем нетерпеливо одежду, покрываем друг друга остервенелыми, жалящими поцелуями и, забив на прелюдии, на то, что мы в лесу, занимаемся любовью, как первобытные люди, прямо на траве под стрекотание кузнечиков, пение птиц и эхо моих несдержанных стонов. А потом потные и обессиленные лежим на раздавленных грибах и молчим. Долгов курит, прижимая меня к себе, а я изо всех сил борюсь с сонливостью.
– У тебя когда–нибудь еще был секс в лесу? – спрашиваю первое, что приходит в голову.
– Нет, Настюш, в лесу не было, – с улыбкой парирует Долгов.
– Ну, хоть что -то у нас у обоих впервые.
– Может, я тебе озвучу весь список, и мы наметим маршрут, раз тебя это так воодушевляет.
– Да иди ты, – отмахиваюсь и, поднявшись, пытаюсь отряхнуться от налипшей травы и грибов.
– Ладно, пошли, есть, мартыхан, – поднимается Долгов следом и, натягивая шорты, со смешком резюмирует, – завтрак ты все же отработала.
– Я не отрабатывала завтрак, я просто…
– Да-да, ты не такая, ты просто немного увлеклась, – подтрунивает он надо мной, смущая и одновременно веселя.
В это мгновение у меня впервые за долгое время случается «здесь и сейчас»: я ощущаю запах кофе, тепло солнечных лучей, нежность утреннего ветерка, и наполненный любовью и желанием взгляд Серёжи.
Спокойно. Без чувства вины, горечи и боли. Возможно, они вернуться уже через минуту, но сейчас я легко дышу и даже где-то глубоко-глубоко внутри улыбаюсь.
После завтрака Долгова обуяла жадность. Я смотрела с каким азартом он набивает мое ведро и рюкзак грибами, собирает в контейнер землянику, а в пакет какие-то кедровые шишки, не забывая при этом подгонять меня, и понимала, с такой хваткой и энергией не мудрено, что в газосварщиках надолго он не задержался. Передо мной был человек, который своего не упустит: «надо – не надо, беру, авось пригодиться». Меня всегда восхищала в Долгове эта предприимчивость, но сейчас я ее просто ненавижу. Отвыкшая за эти пару месяцев от физической нагрузки, чувствую себя развалиной. Я так устала и хочу спать, что готова вырубиться под ближайшим деревом. Еще и жарень эта…
Когда Сережа объявляет, что мы возвращаемся в деревню, моей радости нет предела. Лес и свежий воздух – это, конечно, прекрасно, но после почти бессонной ночи и секса на траве, прохладный душ, и кровать с мягкой подушкой в тысячу раз приоритетней. Однако, не успеваю я с блаженным стоном сгрузить свой рюкзак и ведра на летней кухне, как Долгов распоряжается:
– Так, ну давай, Настька, бери в бане тазы, промывай грибы, чисти картошку, лук и жарь все это дело, остальное расфасуй по мешкам. Землянику перебери, засыпь сахаром, а шишки не трогай, я на них самогонку буду настаивать. Мы сейчас уедем по делам, часам к трем вернемся. Так что обед на тебе.
У меня ошарашенно открывается рот. Смотрю на Долгова во все глаза и не знаю, что сказать.
– Есть какие-то возражения? – невозмутимо приподнимает он бровь, будто не знает, что я не то, что готовить, я вообще с кухней на «вы».
– Ну, вообще-то я хотела поспать. Я не выспалась и устала, – признаюсь, стараясь выглядеть такой же невозмутимой. Корчить из себя принцесску стыдно, но позориться перед Петром Михайловичем и Гридасом своими кулинарными «шедеврами» мне совсем не хочется, а Долгов стопроцентно на мое: «я не умею», ответит: «учись», так хотя бы есть шанс разжалобить его. Вот только попытка проваливается с треском.
– Спать ночью теперь будешь, – отрезает он. – Давай, иди взбодрись в душе и за дело.
– Но я не умею!
– Научишься. Как раз, будет, чем голову занять, – следует ожидаемый ответ, я, конечно же, пытаюсь отвертеться, но у Долгова на любой мой довод находится контраргумент.
В итоге я остаюсь одна посреди летней кухни с кучей грибов, земляникой и пониманием, что через несколько часов мне нужно будет накормить трех голодных мужиков.
Будь я понаглее или избалованней, наверное, махнула бы рукой и ушла спать, но я так не могу. Тяжко вздыхая и матеря Долгова в надежде, что у него будут гореть уши, плетусь-таки в душ, а после начинается комедия «мажорка на кухне». Никогда не думала, что окажусь в роли тупой белоручки, которая элементарно не знает, как включается газовая плита.
Серьезно! Я полчаса подносила спичку к конфорке, пока не поняла, что нужно открыть баллон, и это еще не самое тупое из того, что я не могла сообразить. Дилемма: жарить ли сначала грибы, лук или картошку едва не сломала мне мозг. Хорошо, что у Петра Михайловича оказалось три сковороды.
К возвращению мужчин обед у меня с горем пополам был почти готов, но кухня превратилась в настоящее побоище: всё в брызгах растительного масла, гора грязной посуды, картофельные, луковые очистки, тазы с недомытыми грибами и раскрытые в поисках хоть каких-то кулинарных книг шкафы.
– Ты тут че, Настюш, десять блюд что ли наготовила? – оглядывая всю эту вакханалию, интересуется Долгов. Я краснею, но уже в следующую секунду, когда Сережа подходит к плите, от волнения все краски уходят с моего лица.
Долгов с недоумением оглядывает три сковороды с луком, грибами и картофелем, которые я не успела соединить и, закусив нижнюю губу, изо всех сил пытается не заржать. У меня же от стыда и обиды диафрагму сводит судорогой.
– Если что, я в курсе, что это готовят все вместе, но поскольку не знала, в каких пропорциях и что за чем кладут, решила не рисковать и сделала все отдельно, – вздернув подбородок, цежу несколько агрессивно, боясь услышать какую-нибудь шуточку, которая наверняка меня ранит.
Я так старалась не ударить в грязь лицом, что теперь на глаза наворачивались слезы от понимания, что даже с такой ерундовой для многих женщин задачей, как обед, у меня не получилось справиться. Однако, Долгов, закинув в рот понемногу из каждой сковородки, стонет так, словно сейчас кончит.
– Ты – умница, Настюш, – заверяет с таким видом, будто это вовсе не он пару секунд назад трясся от смеха. – Я конечно, в пропорциях тоже не секу, но думаю, если мы это все соединим, вкус не испортим.
