– Надо, Женёк, не «не думать», а точно знать. Твоя вторая семья мне не очень-то по нраву, поэтому, если ты начнешь лажать, я могу не сдержаться и дать волю братским чувствам. Поверь, твоей бабе и детям они не понравятся, – предупреждаю почти ласково, зная, как такой тон действует.
– Я и моя команда следуем плану, – цедит зятек сквозь зубы.
– Что такое? Какие-то проблемы? – раздается на заднем плане голос сестрицы.
– Это по работе, – прикрыв динамик, врет ее муженек.
– Ладно, вечером жду хорошего представления, – заканчиваю разговор и, не дожидаясь ответа, кладу трубку.
Меня воротит от этой ублюдочной парочки. Две мрази, стоящие друг друга. Зятек еще так старательно все эти месяцы крысил в надежде угодить мне, что остается только диву даться его тупости. Идиот, видимо, в самом деле надеется выйти сухим из воды. Плохо же он меня знает. Пусть Зойка и поступила со мной, как конченая тварь, но ему это не дает карт-бланш на то, чтобы быть такой же тварью по отношению к ней. Так что своё этот черт помойный еще получит, а пока на очереди моя горячо-любимая сестрица.
Чтобы окончательно прижать ее мне пришлось спеться с Назарчуками. Только у них был доступ к документации завода и непосредственно его делам, да и убрать одного из нас им в радость. Это дурачьё, как и Елисеев с Зойкой, до сих пор не понимают, что проблема уже давно вышла за пределы возни за директорское кресло. Новая власть решила прибрать к своим рукам абсолютно весь пакет акций без посредников и третьих лиц, а также избавиться от неподконтрольных олигархов вроде меня, Елисеева и того же Гусинского, которого уже упекли в Бутырку и чуть не убили. Поэтому им наша грызня на руку. Ну, а мне выгодна неосведомленность Назарчуков. Благодаря им удалось провести ряд мошеннических сделок под руководством Зойки и это, не считая того, что зятек с моими людьми обстряпали смерть Можайского так, что все стрелки падают на Зойку, дабы у нее не было ни единого шанса на домашний арест и выход под залог, пока идет бухгалтерская и финансово-экономическая экспертиза.
В общем, светит ей теперь не меньше пятнашки, и остались считанные часы до того, как она поймет, каково это – оказаться в костюме от Brioni за тридцать тысяч долларов в клетке с вонючим толчком в углу и без единой возможности что-либо сделать, потому что самый близкий человек лишил тебя этой самой возможности.
Рад ли я? Чувствую ли удовлетворение? Отчасти. Когда думаю о том, как могло все обернуться, расскажи она на том гребанном дне рождении о беременности Настьки, мне хочется ее голыми руками придушить. Но, когда вспоминаю наше детство и юность: как перед отцом меня прикрывала, как за мной везде хвостиком бегала, так хреново становиться на душе, хоть волком вой.
Зойка, Зойка, куда же тебя занесло?!
Весь полет я провожу в воспоминаниях и бессмысленных размышлениях на тему «Почему?». Однако, стоит вертолету приземлиться на вертолетной площадке Зойкиной яхты, как ностальгия и горечь уступает место притаившейся, словно тигрица на охоте, ярости.
Выхожу из вертолета и едва сдерживаю смех. Ошарашенное лицо вышедшей встречать гостя Зойки – лучший комплимент моим стараниям.
– Вижу, сюрприз удался, – резюмирую с холодной усмешкой, подходя к сестрице. Зойка тяжело сглатывает и лихорадочно оглядывается на своих людей в попытке понять, кто крыса и что вообще происходит. У меня это вызывает отвращение и еще большую злость.
– Для человека, который столько сил и средств потратил на поиски «любимого» брата, ты выглядишь не слишком радостной, – продолжаю иронизировать, с удовольствием наблюдая за трансформацией на лице сестры: от шока и непонимания до страха, паники и, наконец, попытки взять себя в руки.
– Аа-а… – открывает она нелепо рот, но я уже знаю, что хочет спросить.
– Если тебя интересует, что с твоим дорогим гостем, то он не сможет приехать. Но не волнуйся, завтра увидишь его во всех новостях, – заверяю с саркастическим смешком. У Зойки недоуменно взлетает бровь, я же, не видя смысла томить, поясняю. – Ты ведь помнишь, что он проплатил выборы Можайского? Ну вот, пришел, наконец, звездный час этого козыря, а то ты все переживала, что возможность упущена. Пора бы уже знать, что возможности я не упускаю, просто дожидаюсь правильного момента.
Зойка становиться белее снега. Видимо, до нее начинает доходить, что я теперь не один в поле воин, и основные силы нынче на моей стороне. И это действительно так. Все эти шесть недель я тихим сапом и окольными путями подбирался к правительству, чтобы заручится их поддержкой, и не быть упрятанным за решетку. Я сильно рисковал, но вариантов, как убрать Елисеева и сестрицу было не так уж много.
Просто убить с точки зрения мести – это, можно сказать, сделать одолжение, а я хотел, чтобы эти твари прочувствовали все, что заставили пережить мою девочку. В общем, я рискнул и предложил новой власти то, что они хотели. Поразмыслив над моим предложением, они поняли, что в этой грызне им выгодней сотрудничать с опальным олигархом, нежели с тем же Елисеевым. Мной проще управлять, а главное – в нужный момент можно без шума убрать. Да и зачем нужен посредник, когда вот он я сам? К тому же у них не только на меня зуб, но и на того же Елисеева, поэтому идея начать раскулачивать этого козла прямо сейчас, им пришлась очень даже по вкусу. Кто откажется убить двух зайцев одним выстрелом?
– Ты передал акции завода? – сложив два плюс два, резюмирует Зойка.
– Можно сказать и так, но сначала будут выполнены мои условия, а потом их.
– И какие же у тебя условия? – все поняв, старается сестрица изо всех сил держать лицо, но получается херовасто: губы дрожат, под глазом пульсирует мышца, руки до посинения стиснуты в кулаки.
– Их всего два, – отзываюсь со спокойной улыбкой. – Одно ты увидишь, как я уже говорил, завтра по новостям, а второе мы сейчас с тобой обсудим. Распорядись насчет ужина.
Как и положено хозяину положения, не дожидаюсь ответа и спускаюсь в носовую каюту с панорамным остеклением. Расположившись на диване, закуриваю и задумчиво смотрю на тонущее за горизонтом солнце. Река на закате сверкает розовым золотом, небо и верхушки гор багряно – желтым. Красиво и символично. Зойке бы сейчас, как следует, насладиться этим величием природы и уплывающим положением вместо того, чтобы носиться, как курица с отрубленной головой в поисках хоть какого-то пути отступления, но она никогда не отличалась глубиной. Возможно, тюрьма поправит это дело.
Вскоре приносят ужин. Только сейчас понимаю, как сильно я проголодался. Шутка ли, два дня не жравши?!
Не обращая внимание на усевшуюся напротив и нервно чиркающую зажигалкой сестрицу, принимаюсь за равиоли с крабом и лангустином, отмечая про себя, что Зойка к приезду линялого гамадрила расстаралась – пригласила явно какого-то именитого поваришку. Стол ломиться от изысков: тут тебе и угорь копченый с черной икрой, и луковой пеной, и ягненок в сливочном соусе, и карпаччо из морского гребешка, и куча всякой по*боты, о которой я даже не слышал. Сервировка тоже на уровне ресторана с Мишленовскими звездами. Такое откровенное жополизство выводит меня из себя. Чем дольше я жую, тем больше зверею, стоит только представить, как эти суки набивали бы свою кишку, подспудно разрабатывая ловушки для меня.
