– Я не из их числа. Хотя не спорю, у нас много нелицеприятного в стране и культуре, но нам есть и чем гордиться.
– Безусловно, – кивает Ари.
Пока делаем заказ, обсуждаем русский менталитет. Ари, как ни странно, в теме и у меня внутри снова звенит тревожный звоночек. Мысленно кручу себе у виска и отмахиваюсь от всякой ерунды, но ее в дверь, она в окно…
– Попробуй пирожки с брусникой, тебе понравится, – советует Ари, когда я пытаюсь определиться, заказать десерт или сжалиться над фигурой.
– Ой, нет, я сама уже, как пирожок, – открещиваюсь торопливо, и не в силах удержаться от кокетства, поясняю. – Все еще борюсь с послеродовыми килограммами.
– Они тебя ничуть не портят, наоборот, – получаю свою порцию елея и, порозовев, без задней мысли парирую:
–Говоришь так, будто знаешь, какой я была до родов.
Ари на секунду замирает, не донеся бокал с водой, но в следующую делает жадный глоток и, как ни в чем не бывало, пожимает плечами.
– Просто у меня хорошее воображение.
– Кстати, о нем, – вспоминаю про главную причину нашей встречи. – Ты меня заинтриговал. К чему такая таинственность?
Ари расплывается в довольной улыбке, словно только и ждал этого вопроса.
– Ну, скажем так, это была небольшая подстраховка на случай, если тебя в очередной раз начнет что-то во мне смущать.
– Хитро, – не могу не отдать должное его проницательности. – Ну, раз я уже здесь, думаю, ты можешь открыть секрет.
– Только после того, как озвучишь предположения, – подмигнув, не позволяет он мне расслабиться.
Черт! А я надеялась, что удастся оставить свои соображения при себе. Как-то смущает гадать о духовных предпочтениях совершенно чужого человека. Но с другой стороны – это даже интересно.
– Я думаю, «Страсть», – не видя смысла тянуть кота за причинное место, оглашаю свой вариант.
– Почему? – тут же требует Ари пояснительную бригаду с дразнящей, непроницаемой ухмылкой, не давая мне ни единой зацепки, чтобы понять, насколько я близка к правде.
– Ну-у, учитывая сопутствующий интерес, – смущенно отводя взгляд, тяну, подыскивая слова, чтоб уж совсем не опозориться, – я подумала, что тебе будет… эм… интереснее видеть меня такой… В «Страсти»… элементы прорисованы четче, и вообще натуралистичнее все выглядит.
То, как в попытке не рассмеяться Акерман с преувеличенно-серьезным видом прикусывает губу, говорит о том, что ничего более нелепого он в своей жизни не слышал. Я и сама понимаю, что мои «элементы» – ни в какие ворота, но что уж теперь?! Как сказал бы Сережа: «Пох*й, пляшем дальше».
– Знаю, я – мастер объяснять, – не выдержав неловкости, сдаюсь со смешком.
– Не волнуйся, я понял, что ты имеешь виду, – заверяет Ари со снисходительной улыбкой, после которой хочется выматериться, как на плакате Комара и Меламида. Воистину, тот, кто сказал, что молчание – золото, был мудрейшим из людей. Такой озабоченной идиоткой я себя еще никогда не чувствовала, особенно, когда Акерман, придвинувшись почти вплотную, тихо произнес. – Однако, я предпочитаю видеть тебя «такой» в своей постели и там же ознакомиться с «элементами».
У меня перед глазами тут же вспыхивает эта картина и, кровь со всей дури ударяет по щекам. Смотрю немигающе в черные глаза и не знаю, что сказать. Точнее, понимаю, что надо хотя бы для вида охладить пыл господина Акермана или перевести все в шутку, но мне даже вздохнуть страшно. К счастью, ответа и не требуется.
– Я выбрал «Нежность», Ева, – наконец, раскрывает Ари тайну.
Сказать, что я удивлена – не сказать ничего. Это полотно даже не рассматривалось мной, ибо его вряд ли мог понять мужчина, и теперь я была заинтригована пуще прежнего.
– Неожиданный выбор, – заключаю озадаченно.
– Почему же?
– Ну, просто «Девушка» там беременная, а редко какой мужчина способен оценить красоту беременной женщины, если, конечно, она беременна не от него и…
– «Девушка» там счастливая, – мягко прерывает меня Ари, – и именно такой я хочу ее видеть.
Не знаю, как ему это удается, но у меня внутри снова все начинает трепетать, словно сотня бабочек проснулась и рвется на свободу. Я тону в его черных глазах, а чувство, будто сижу июльским днем на террасе с видом на реку и умираю от восторга и смущения, пока самый красивый мужчина ласкает меня взглядом, заверяя, что творчество «бабы с монобровью» моему и в подметки не годиться.
Боже, да что же это за напасть?! Хоть лоботомию проводи.
Хорошо, что нам приносят ужин, и разговор возвращается в безопасное, легкое русло, хотя близость Ари, его случайные, а скорее всего, неслучайные прикосновения будоражат кровь, но я стараюсь не подавать виду.
Вскоре за белый рояль неподалеку от нашего столика садиться известный композитор из числа посетителей и начинает играть «Мне нравится, что вы больны не мной». Это так красиво и печально, что не могу сдержать слез. Ари, будто зная, что мне нужно, аккуратно берет мою руку в свою и нежно целует ладонь, словно говоря: «это не наша с тобой история», и мне очень хочется, чтобы так оно и было. Я невыносимо устала болеть Долговым.
– Невероятные стихи и музыка, – шепчу, аплодируя вместе со всем рестораном, когда композитор заканчивает играть.
– Да, но не такого послевкусия я хотел, – с досадой подытожил Ари и, когда заиграло «Я тебя отвоюю», тут же распорядился. – Давай-ка, лучше выбираться отсюда, пока совсем тоска не сожрала.
Не знаю, почему, но меня это развеселило.
– Эй, ты что-то имеешь против Цветаевой?
– А причем тут я?! В конце концов, она сама повесилась. Имей это в виду, когда будешь читать ее депресняк.
– О, боже, ты ужасен! – смеюсь, шокированная столь черным юмором.
Из ресторана, несмотря на нахлынувший на мгновение сплин, мы выходим в хорошем настроении, но Ари почему-то считает, что его все равно надо реанимировать, и зовет меня немного покататься на яхте по Гудзону. У меня есть еще два часа до того, как Булочку нужно будет укладывать спать, поэтому не отказываюсь.
У городского круизного пирса напротив авианосца Интерпид нас поджидает махина таких размеров, каких я еще не видела. У яхты, если этот Титаник вообще можно так назвать, только две вертолетные площадки, не говоря уже о катерах, подводке, скутерах и другом оснащении. Я смотрю на сие чудище и понимаю, что таких понтов даже у Долгова не было, а уж, как он любил вытрепываться, так, наверное, не любил никто.
– Жесть! – все, что могу сказать.
Ари смеется и отдает распоряжение отшвартовать нам катер, обещая, чуть позже, когда будет больше времени, показать мне саму яхту.
– И зачем тебе эта многоэтажка на воде? Ожидаешь очередной всемирный потоп? – не могу не подколоть, когда мы оказываемся на борту катера, который в моем понимании, куда больше напоминает яхту, нежели эта зверюга под названием "D.O.S.".
