Ари снова заходиться смехом и проходит за штурвал.
– На ней очень удобно отдыхать большой компанией, – поясняет он, заводя мотор. – А вообще однажды я хочу пуститься в кругосветку. Поедешь со мной?
– Предлагаешь мне после первого свидания согласиться прожить с тобой бок о бок целый год?
– Почему бы и нет? Как там говорят… ты чертовски привлекательна, я дьявольски умен – идеальная пара, – подмигнув, трогается он с места.
Мы выезжаем из порта и несемся по вечернему Гудзону. От скорости и красоты заката у меня захватывает дух. Закрыв глаза, подставляю лицо навстречу порывистому ветру и не могу сдержать восторженную улыбку.
– Порулить хочешь? – чуть позднее спрашивает Ари, дав мне в полной мере насладиться новыми впечатлениями.
Даже не думая, киваю на радостях и уже в следующее мгновение оказываюсь зажатой между крепким, мускулистым телом и штурвалом. От соприкосновения ягодиц с членом, который я прекрасно ощущаю через тонкую ткань платья, меня прошибает насквозь разрядом в двести двадцать вольт. Вдыхаю судорожно воздух, на рецепторах оседает резкий запах мужского парфюма и сигарет, и меня ведет от столь знакомого сочетания.
– Держи руль, малышка, – обжигает Ари шею горячим дыханием. Задрожав, впиваюсь пальцами в кожаную обивку штурвала и не дышу, превращаясь в одну сплошную нервную клетку, на которую со всех сторон обрушиваются сильнейшие импульсы. Мне страшно, я возбуждена и в тоже время хочу еще больше адреналина.
Словно читая мои мысли, Ари включает музыку и прибавляет газу. Катер взревев, на бешеной скорости рассекает Гудзон, мимо пролетает Статуя Свободы, и я тоже чувствую себя такой свободной, что меня захлестывает диким, неописуемым восторгом, который я не в силах держать в себе.
Кричу, захлебываясь хохотом и, как сумасшедшая, кручу руль, выписывая на воде зигзаги. Ари, наблюдая за мной, тоже смеется, не забывая, однако, контролировать ситуацию румпелем. Вскоре начинает играть AC/DC «Шоссе в Ад», и я не могу удержаться, чтобы не подпевать и не пританцовывать. Из меня такая энергия хлещет, что забываю обо всяком смущении и неловкости. Пою, срывая связки, подспудно подначивая Ари присоединится. Он меня не разочаровывает. И вот мы уже на весь Ист-Ривер горланим:
«I'm on the highway to hell,
(Don't stop me!)
And I'm going down, all the way down.
I'm on the highway to hell»
Ветер хлещет по щекам, в крови бурлит адреналин и убойная доза эндорфинов, а перед глазами снова июль девяносто девятого: ночь, пшеничное поле и мой идеальный мужчина. Мне так хочется продлить эту иллюзию, раствориться в ней, представить, что сейчас позади меня Долгов, и что это его рука лежит на моей талии, что это он загнанно дышит в изгиб моей шеи, и это у него на меня встал.
Прогибаюсь, вжимаясь задницей в его член, и дразняще трусь, чувствуя, как во мне разливается сладкая, горячая патока. Низ живота и соски наливаются тяжестью, жаждой прикосновений. И там, позади точно знают, что мне нужно. Губы и язык начинают неспешное путешествие вдоль шеи, оставляя после себя россыпь колких мурашек на коже, рука жадно оглаживает грудь. С каждой секундой я трусь все быстрее и быстрее, изнемогая от желания. Оно захлестывает с головой, и я окончательно перестаю соображать.
Я горю, хочу, как ненормальная. Боже, как же я хочу, чтобы Долгов снова трахнул меня! Нагнул над рулем и показал, почему стоило ждать все эти два года.
Словно услышав мои припадочные, дикие мысли, катер резко тормозит, и меня круто разворачивает.
Зажмуриваюсь, словно маленькая, зная, что через секунду иллюзия исчезнет. Растворится не в тех глазах и губах, не в том дыхании и поцелуе. Я почти готова к разочарованию, но не к тому, что случается в следующее мгновение, когда властная рука сжимает мои щеки, заставляя открыть рот, а жадные губы обрушиваются на него, подобно цунами, и мир меркнет, ибо я снова тону в моем безумии.
Мне чудится вкус Долгова, его неповторимая подчиняющая себе манера целоваться, его жесткие губы и наглый, знающий свое дело, язык, маниакально, по-звериному вылизывающий мой рот изнутри. Он везде, всюду и это так…
Всхлипываю, дрожу от нетерпения и кайфа, цепляюсь за мускулистые плечи. Сильные руки лихорадочно скользят по моему телу.
Рывок, и платье задрано. Ягодицы обжигает прохладный воздух и жар широких ладоней.
Рывок, и мои ноги смыкаются на крепкой талии. Я проезжаюсь пульсирующей нетерпением промежностью по мелким пуговицам на рубашке и едва сдерживаю стон удовольствия.
Мы куда -то идем, жалящие губы с еще большим остервенением въедаются в мой рот, будто желая выпить из меня все соки, всю жизнь, забрать себе душу, но мне всё равно, потому что сейчас, прямо сейчас это он. Он, он, он! Пусть забирает всё – до самой последней капли, только не исчезает, не оставляет меня одну в этом проклятом мире, где мне без него невыносимо дышать.
Не знаю, как оказываюсь на кожаном сидении, как раздвигаю ноги и позволяю, не прерывая поцелуя, тяжелому, мужскому телу опуститься между них. Эта тяжесть она тоже своя, родная, привычная. Втягиваю судорожно воздух и выгибаюсь навстречу вздыбленной ширинке. Ощущение твердого члена, вжимающегося туда, где все для него готово, прошибает с головы до пят. Так сильно. Так жарко. Так скользко.
Тишину разрывает хриплый, низкий стон, посылающий бешеную дрожь по моему телу. Стону в ответ, не в силах сдерживать разрывающее меня на куски желание. Между ног пылает и течет.
Боже, если существует это гребанное шоссе в ад, то вот оно! В этих жалящих поцелуях, в этом прерывистом, загнанном дыхании, в этом пробирающем до озноба ощущении «кожа к коже».
– Пожалуйста, ради бога, – сама, не зная, о чем, прошу я на русском.
Но он знает. Отрывается от моих губ с влажным звуком, и быстро скользит языком вниз: по щеке, шее, ключицы, к груди, не переставая тереться членом об мои мокрые складочки.
Снова рывок, срывая лиф платья на талию, высвобождая переполненную молоком грудь, к которой он тут же припадает ртом, слизывая выступающие капли.
Дергаюсь, чтобы остановить это безумие, но он припечатывает мои руки над головой и словно оголодавший, ласкает мои соски языком, заставляя меня стонать и извиваться, распадаясь на молекулы, атомы, отдельные части звенящей эмоции, настолько сильной, что вечерняя тишина превращается в нарастающий гул, нарушаемый лишь прерывистым дыханием и звуками – такими влажными, соблазнительными, когда мой мужчина снова тянется ко мне и целует приоткрытые губы. Отвечаю ему, прикусываю его нижнюю губу, оттягиваю, всасываю. Толкаюсь языком навстречу и едва не захожусь в истерике от возбуждения.
Я хочу его. Хочу в себе. Глубоко, горячо, мокро, до сорванного от стонов голоса.
Словно читая мои одержимые мысли, он не просто трется членом, он втрахивает меня в сидение, лаская клитор натянутой ширинкой своих брюк. И я почти на грани: под кожей зудит, перед глазами фейверки и, кажется, вот сейчас, сейчас я, наконец, обрету то самое… Но шуршание ремня и лихорадочный шепот на каком-то ломаном английском, вышибает меня из чувственного дурмана в реальность.
