В реальность, в которой меня все еще покрывает быстрыми, нетерпеливыми поцелуями абсолютно-чужой и почти незнакомый мужчина.
Замираю с приоткрытым ртом и всё с тем же прерывистым дыханием. И так противно становиться от самой себя. Внутри все холодеет, особенно, когда Ари расстегивает ширинку и, приспустив штаны с трусами, сдвигает в сторону мои, испачканные смазкой, трусики.
О, боже! Нет, нет, нет…
– Нет, – уже вслух, пытаясь оттолкнуть его от себя.
– Что такое? – поднимает Акерман горящий, затуманенный похотью взгляд, а сам касается меня пальцами между ног, гладит клитор, высекая последние искорки желания.
– Нет, не надо! Пожалуйста, остановись! – перехватываю его руку, сглатывая подступившие слезы. Ари хмурится. Кажется, до него только сейчас начинает доходить, что секса не будет.
– В чем дело? – чуть ли не рычит он и дышит так, словно пробежал несколько километров. Его мощная грудь поднимается и опускается, придавливая меня к сидению.
– Встань с меня, пожалуйста, – все, что могу выдавить, сгорая от стыда. Вот только Ари не спешит выполнить мою просьбу. Вглядывается в меня глубоким, долгим взглядом, от которого становится не по себе. Кажется, еще чуть -чуть и он все поймет. Увидит, прочитает, как я под ним представляла другого мужчину.
– Встань, – повторяю одними губами.
Акерман с шумом втягивает воздух и рывком встает.
Меня пробирает до костей ветер и стыд. Отвожу взгляд, и дрожащими руками натягиваю платье и поправляю трусики.
Ничего не говоря, Ари закуривает и встает за штурвал. Катер трогается с места, а я натягиваю пиджак на озябшие плечи и едва сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться.
Ну, вот опять. Опять одно и то же.
Всю дорогу до пирса мы проводим в молчании, да и что сказать? Извини, я больная идиотка, люблю мужчину, которого вот уже два года нет в живых и не знаю, как мне жить с этим?
Ну, и зачем ему мои загоны?
Но все же сказать что-то приходиться, потому что, когда мы пришвартовываемся и идем к машине, Ари задает – таки злополучный вопрос:
– И все-таки, что произошло, Ева?
– Ничего, – пожимаю плечами, отводя взгляд, прекрасно зная, как это нелепо выглядит. – Просто это первое свидание…
«И последнее!» – решаю в своих мыслях, ибо не смогу больше взглянуть этому мужчине в глаза.
– А тебе не… – почему -то кажется, что вот сейчас прозвучит «пох*й ли?», но откашлявшись, Ари добавляет культурное, – все ли равно?
– Нет, – отвечаю тихо и, не видя смысла продолжать разговор, прощаюсь. – Извини за испорченный вечер.
– Не говори ерунду, – отмахивается он и, улыбнувшись, осторожно дразнит. – Хотя обломала ты меня, конечно, знатно.
– Прости, – шепчу, краснея от неловкости.
– Не грузись, – заключив мое лицо в ладони, просит он и, легонько коснувшись моих губ своими, шутливо добавляет. – Первый блин всегда комом, но у нас еще уйма попыток.
Кивнув, выдавливаю из себя улыбку и сажусь в машину, которая привезла меня на свидание, точно зная, что больше никаких попыток не будет. Во всяком случае не с этим мужчиной. С ним все гораздо сложнее и запущеннее, чем с другими.
До конца недели мне с успехом удается игнорировать звонки Акермана и его сообщения в надежде, что он сам все поймет. И он понимает. Я с одной стороны чувствую облегчение, а с другой – грусть. Ари Акерман действительно мне понравился, да и вообще такими мужчинами не пробрасываются нормальные женщины, но где нормальные, а где я?
К счастью, открытие выставки отвлекает меня от очередного мозгоклюйства. Народу собирается много, причем, из состоятельных и даже знаменитых. Видимо, слух о покупке моей картины Акерманом не прошел бесследно, и от этого вдвойне становиться стыдно за свое трусливое поведение. В конце концов, я могла бы хотя бы в сообщении расставить все точки над «i», а не сливаться, как сказал бы Серёжа, будто вода в толчке.
Посетовав, решаю написать после выставки. Но не проходит и часа, как в галерею заявляется Акерман собственной персоной и, не теряя времени даром, быстро сканирует пространство в поисках меня.
Наши взгляды сталкиваются, и у меня сердце начинает колотиться, как сумасшедшее в предчувствии мини – Апокалипсиса. Наверное, это что-то на уровне инстинктов, когда чувствуешь, что раздразнила мужика до такой степени, что сейчас он тебя либо прибьет к чертовой матери, либо трахнет так, что ног не соберешь.
Я смотрю в этот хищный прищур, и все отходит на второй план, кроме мысли – беги. Растягиваю губы в вежливой улыбке и начинаю медленно отступать.
Дальше, дальше, дальше, а он все ближе, ближе, ближе.
По пути встречаются какие-то люди, что-то спрашивают, я отвечаю, Ари здоровается со знакомыми. Со стороны кажется, что мы просто, как и все, передвигаемся от одной картины к другой и вообще никак не связаны, но на самом деле не спускаем друг с друга глаз.
Разумом понимаю, что это глупо и смешно, но ничего не могу с собой поделать. Мне слишком неловко, чтобы поговорить тет-а-тет, поэтому продолжаю бегство, пока не оказываюсь загнана в темный закуток за одной из колонн галереи.
Не знаю, чего я ждала. Наверное, каких-то слов, упреков, смешков, но уж точно не того, что Ари Акерман в два шага преодолеет расстояние между нами, впечатает меня в колонну и, удерживая рукой за шею, вопьется в мои губы бешеным поцелуем, от которого у меня моментально ослабнут колени, а низ живота сведет горячей, сладкой судорогой.
Я все еще ничего не понимаю, теряюсь в нахлынувших ощущениях, а мое тело уже откликается, подобно дрессированной собачке, когда Ари скользит жалящими, жадными поцелуями по шее, оставляя свои метки. Распластанная на колонне его мощным телом, дрожу и судорожно хватаю воздух ртом, пока он ведет горячей рукой по моему бедру, забираясь под платье.
– Стой. Подожди, – пытаюсь свести ноги, но его рука уже там, сдвигает мои мгновенно намокшие трусики. Я всхлипываю от нетерпения, а он, как ни странно, замирает. Его мощное тело дрожит, будто ему неимоверно больно сдерживать себя.
– Что ты творишь? – шепчу дрожащим голосом.
– Ты скажи. Скажи, что я тебе не нравлюсь, что ты не хочешь меня, что боишься… – яростно выдыхает он мне в щеку, – назови мне хоть одну, гребанную причину, почему я всю неделю получаю от тебя отворот – поворот, когда ты ручьем течешь от одного моего прикосновения?
– Отпусти меня, – вспыхнув, выдыхаю едва слышно, все еще не в силах прийти в себя. Меня трясет, как припадочную от возбуждения, напряжения и неудовлетворенного желания.
Черт возьми, что вообще происходит? Обдумать не успеваю, Ари отступает, и я едва не стекаю бесформенным желе по колонне. К счастью, где -то неподалеку слышится гул приближающихся голосов и это моментально приводит меня в чувство. Поправляю одежду и выпрямившись во весь рост, перевожу, наконец, взгляд на этого сумасшедшего.
