Лижу ее нежно, она стонет тихонько, гладит меня по затылку и щеке, выгибается навстречу, трется об мой стояк своей мокрой, голодной малышкой.
Встречаемся взглядами, и уже в следующее мгновение целуемся, как сумасшедшие, словно через пару минут умрем.
– Сережечка, любимый мой!
– Настенька, девочка моя сладкая, единственная, – рвутся из нас обрывки лихорадочных фраз между поцелуями, и я схожу с ума только от того, что повторяю ее имя и слышу свое.
– Мне так тебя не хватало, – шепчет она надрывно, проводя языком по моим губам, и плачет, не переставая.
Знаю, маленькая, все знаю. Я без тебя тоже подыхал. Сцеловываю соленые дорожки и развожу полы халата, да так и застываю, любуясь невероятной женственностью ее фигуры и красотой.
Если бы я был художником, скульптором или поэтом, я бы посветил всю свою гребанную жизнь, воспевая ее. Но все, что могу – это целовать ее ноги от изящных ступней, проводя языком по внутренней стороне бедра, туда, где все уже налитое и влажное.
И я ни секунды не медлю, языком в нее, носом, губами, доводя ее до дрожи и стонов, не веря, что наконец, дорвался. Слизываю эту пряную влагу, накрываю ртом и дурею от кайфа, а моя девочка кончает частыми пульсациями. Вот так быстро и неожиданно. Впрочем, два месяца ведь тискались, как подростки, как бы самому теперь не спустить с первого толчка.
– Иди сюда, – тянет меня Сластёнка на себя и тут же начинает отползать к изголовью. Я за ней, по пути скидывая одежду, не переставая покрывать поцелуями ее грудь и шею.
Одновременно тянемся к тумбочке: Настя за пультом для окон, я за резинкой.
Не сразу понимаю, зачем она опускает жалюзи, вроде бы никогда раньше не стеснялась заниматься сексом средь бела дня.
– Прости, не могу пока привыкнуть к этому лицу, – поясняет она, неловко отводя взгляд, а меня п*здец, как это заводит, что она только со мной, только для меня.
Да, я – придурок, знаю, но ничего не могу с собой поделать. Варваром становлюсь, когда дело касается Настьки. Не могу ее ни с кем и ни с чем делить. Моя она, только моя.
С этой мыслью развожу ее ноги и прохожусь головкой вдоль блестящих смазкой складочек. Настя протяжно стонет, нетерпеливо приподнимая бедра. И на этом все заканчивается: моя воля, выдержка, моя жизнь без нее. Раскатываю презерватив, хотя хочется кожа к коже, но я помню свои ошибки. Накрываю ее тело своим и, толкнувшись языком внутрь сладкого рта, начинаю медленно входить в мою Настьку. И, бл*дь, это что-то неописуемое.
Так у нее влажно, горячо и узко, словно она все еще девочка, и я не трахал ее тысячей разных способов, и она не родила мне дочь.
Вхожу в нее полностью, и едва не кончаю. Смешно, но у меня реально чувство, будто я домой вернулся после долгих скитаний.
Стонем вместе, замирая на мгновение, и дышим загнанно, ибо слишком остро, слишком ярко, слишком долго ждали и даже не смели мечтать, а теперь просто разрывает от любви, нежности и счастья, потому что это не кто-то, а именно мы друг у друга.
Веду носом по Настькиной скуле, втягивая с шумом ее запах. Моя девочка дрожит подо мной, как припадочная и сжимает меня внутри еще сильнее. Чувство, будто раздавит на хрен, сотрет в порошок, но мне ох*енно. Так, как никогда и ни с кем.
Не могу больше терпеть, снова толкаюсь в жаркую тесноту моей Сластёнки и всё, меня уносит. Наращиваю темп. Быстрее, глубже в нее, сильнее. Мне надо еще и еще. Больше ее стонов, больше влажного отклика, больше придушенных слов и признаний.
Хочу быть с ней нежным, но не получается. Все равно срываемся во что-то животное, дикое: когда кровать истерично бьется об стену, когда стонешь во весь голос от кайфа, когда, как два психа облизываете друг в друга, чтобы ощутить полнее, чтобы быть еще ближе, растворится друг в друге.
Настя впивается ногтями в мои плечи, я кусаю ее губы в ответ, и трахаю уже просто без башки. Долблю жестко, с оттяжкой. У нее там все течет с каждым моим проникновением все сильнее и сильнее. Хочу кончить и в то же время продлить этот кайф.
– Давай, Настюш, кончай, я уже близко, – шепчу лихорадочно. Целую мою красивую девочку, посасывая ее сладкие, пухлые губы и, опустив руку между нами, ласкаю клитор в такт с ударами моих бедер.
– Серёжа, – зажмурившись, стонет Сластёнка протяжно. Выгибается дугой и, замерев, начинает дрожать, влажно сокращаясь вокруг моего члена.
– Вот так, любимая, да. Кончай, моя сладкая, – не в силах остановиться, приговариваю, продолжая двигаться в ней. Глубже, еще глубже, чтобы вплавиться в нее, врасти, чтобы не было ее без меня.
Она снова кончает, и я вместе с ней. Оргазм яркий, как вспышка и мокрый, чертовский мокрый. Настьку колотит, как припадочную, а меня и вовсе выносит куда -то на МКС.
Потные, обессиленные смотрим друг на друга и, счастливо улыбнувшись, жадно целуемся. Я все еще в ней и она, сцепив ноги в замок у меня на поясе, не спешит меня отпускать, выдыхая утомленно:
– Побудь еще во мне.
– Я тяжелый, Настюш, – возражаю, продолжая удерживать свой вес на локтях.
– Пусть, – проводит она нежно ладонью по моей щеке и притягивает меня к себе, заставляя опуститься на нее всем весом, будто говоря: «я все выдержу».
Целуемся, шепчем друг другу что-то такое, из самых глубин и ласкаемся, как одержимые, не в силах остановиться, надышаться и поверить, что больше не надо мечтать, представлять и зажирать пустоту не теми. Сейчас все встает на свои места. Наши с ней исключительно рядом, рука об руку.
– Ты как, Настюш? – спрашиваю чуть позже, освободив ее от своей тяжести. Она такая взмокшая и бледная, что начинаю всерьез волноваться.
Коснувшись губами ее лба, пытаюсь определить есть ли температура, но ни хрена не понятно.
– Все нормально, пропотела просто немного, – заверяет моя девочка и, обняв меня за пояс, кладет голову мне на грудь. – Знаешь, Долгов, если бы дело дошло до секса, я бы тебя все равно узнала.
– Да?
–Угу.
– И как же? По члену? – не могу удержаться от подколки.
Настька хмыкает и, спустив руку под одеяло, обхватывает мой все еще стоящий член, он каменеет в ее руках еще сильнее, словно выдрессированный.
– Ну, может, и по члену могла бы, – проводит она вверх – вниз, высекая искры похоти. – Но, если серьезно, по шрамам, Серёжа.
– Так их лазером убрали, Настюш, – не могу догнать, к чему она клонит. Оно и понятно, вся кровь у меня сконцентрировалась в другом месте, и мозг, видимо, туда же стек.
– Ну, это внешне, а если знать, где они были, прощупать не так уж сложно. А я бы прощупала, будь уверен, у меня с твоими играми чуть совсем крыша не поехала.
– Как хорошо, что ты мне не дала, – посмеиваюсь, целуя ее в макушку.
– Смейся, смейся, – приподнявшись на локте, грозит она. – Тебе еще повезло, что я не Гева, а то бы в первый же день сомнений сделала бы тест ДНК и вывела бы тебя на чистую воду.
