– Долетели?
– Долетели, маленькая.
– Все нормально?
– Ну-у, как тебе сказать… – тянет Долгов насмешливо, и я уже знаю, что это значит.
– Так, что с Гевой? Что ты опять с ним сделал?
– Нормально девки пляшут! Подвезите его, еще и нянькайтесь, – возмущается Долгов, да так натурально, что в пору поверить, но я этого актера Погорелова театра знаю вдоль и поперек.
– Серёжа, – цежу сквозь зубы. Он втягивает с шумом воздух и, наверняка закатывая глаза, снисходительно поясняет:
– Да нажрался твой прощалыжный в дупель, теперь с толчком расстаться не может. Эй, чудик, ты там долго еще?
На заднем фоне раздается страдальческий стон Гевы, что у Долгова вызывает хохот.
– Слышала? Помирать собрался.
– Серёжа, зачем ты его напоил? – вздыхаю тяжело, зная, что теперь весь вечер придется выслушивать Гевины стенания.
– Кто я его? Да у него глотка луженая, он еще всех нас перепьет.
– О, боже! – все, что могу сказать.
– Как там ребятишки? – меняет Долгов тему.
– Ну, как они могут быть? Стоят на ушах, ждут папу с подарками. У нас уже все готово, все приехали, одних вас ждем. Кстати, Оля тоже здесь, и ты не поверишь с кем… – быстро докладываю обстановку.
– И с кем? Она же с матерью собиралась отмечать, – удивляется Сережа.
– Ну, она приехала с Ваней Молодых, а у него послезавтра игра с «Нью-Йорк Рейнджерс».
– Дела-а, – тянет Долгов и тут же добавляет. – Вот ведь бестолочь замороченная, столько лет мозги компостировала бедному парню! И в кого только такая?!
– Так в тебя, – смеюсь я в ответ. – Ты так-то еще похлеще выдаешь коленца, когда упрешься во что-то.
– А во что я, когда упирался?
– Да вот хоть в меня? Забыл уже про свой спектакль? – дразню его, зная, как его бесят эти напоминания.
– Это сейчас причем вообще? – бурчит, насупившись, вызывая у меня улыбку умиления.
– А при том, что это две стороны одной медали, Сережа, под названием «баранье упрямство», так что все ты и твой характер.
– Как всегда, я – крайний, – иронизирует он и, поцокав, заключает. – Ладно, Кубок Стенли нам в семье не помешает.
– О, господи, кто о чем, а ты не можешь без подсчета выгоды.
– Еще бы! Я своих дочерей за кого попало выдавать не собираюсь.
– Да это мы уже поняли, – отзываюсь со смешком, вспоминая, как он однажды довел одного бедного Олькиного ухажера до заикания, когда Прохода имела несчастье познакомить его с нами.
– Ладно, мы выезжаем, проблевался твой малахольный.
Через час дом оглашают радостные крики «папа», и всё, как будто, оживает, приходит в движение с приездом Долгова. Дом моментально превращается в жужжащий улей. Один Гева, причитая, что я живу с чудовищем, обессиленно стекает на диван.
Наталка тут же бросается его откачивать, Гридас с Дениской хохочут, пока Долгов рассказывает, как несколько раз обыграл в карты этого дурачка и споил ему всю бутылку бурбона.
– Ну, вот зачем? – качаю головой с укоризненной улыбкой, когда Сережа притягивает меня к себе.
– Да я бы повешался, восемь часов слушать его трескотню!
Хочу вступиться за друга, но Долгов не позволяет. Зарывается рукой в мои волосы и с чувством целует, сразу проникая языком мне в рот, отчего меня обдает обжигающим изнутри жаром, и между ног тут же сладко сжимается, когда Сережа начинает буквально трахать меня языком на глазах у всех, оглаживая ладонью мою задницу, будто говоря: «это все мое».
Чувствую его стояк и совсем теряюсь, плыву. Я ужасно соскучилась за эти несколько дней, что он провел в Лондоне, и сейчас тоже безумно хотела его, но гости…
–С Днем Рождения, Настюш! – словно прочитав мои мысли, прерывает Долгов поцелуй нежным шепотом, чтоб никто не услышал наших настоящих имен.
– Спасибо, любимый, – выдыхаю с улыбкой и глажу его по колючей щеке, правда, в следующее мгновение едва сдерживаюсь, чтобы по ней не зарядить.
– Не хочешь пойти в спальню и задуть свечку? – подмигнув, на полном серьезе спрашивает этот гад, сводя на нет весь романтический настрой.
– Долгов… – цежу сквозь зубы, борясь с подступающим смехом вперемежку с возмущением. – Ты – похотливое животное, немолодое, но от этого еще более мерзопакостное.
– Да, но ты ведь меня за это и любишь, вредный мартыхан, – поиграв бровями, отвешивает он мне ласковый шлепок по заднице и, лыбясь хулиганисто во все тридцать два, спешит отойти подальше.
Я смотрю ему вслед с улыбкой и поверить не могу, что мужику пятьдесят. Господи, вечный пацан! Но я действительно очень–очень люблю в нем это.
Люблю его дурашливость, юмор, его неиссякаемое жизнелюбие, энергичность, пошлость его люблю – да всего такого, какой он есть. Пусть жизнь с ним далеко неидеальна: и скандалов хватает, и перепадов его настроения, и моих задвигов, да и разница в возрасте, и опыте часто сказывается, но среди всего этого в нашей жизни всегда присутствует юмор и смех, нежность и разговоры по душам, сумасшедший секс и счастье.
Да, именно счастье.
Сейчас это счастье ощущается особенно полно, когда мы садимся за стол всей нашей огромной, шумной компанией, и банкетный зал заполняют разговоры, споры, звон бокалов, поздравления, музыка.
Две тысячи десятый я встречаю в кругу своих близких людей и в объятиях любимого мужчины, надеясь, что примета правдива и, как встретишь год – так его и проведешь. Я бы хотела провести с Долговым каждый из тех, что мне отмеряны.
Пусть он отнял у меня многое из того, что было мне дорого, но он же подарил мне главное – уверенность в том, что я нужна, любима и в том, что я что-то да значу.
Ближе к утру все расходятся, а мы идем с ним на берег океана встречать рассвет. Долгов закуривает и, притянув меня к своей груди, задумчиво смотрит вдаль, я тоже смотрю и знаю, о чем он думает. В это мгновение нет никаких Евы и Ари Акермана, есть Настя и Серёжа, у которых исполнилась мечта, ибо однажды они поняли, что они могут пережить все: боль, скандалы, смерть близких, отчуждение, осуждение… да все что угодно! Кроме того, чтобы не быть вместе. И с тех пор не осталось ни одного вопроса, ни одного, так часто задаваемого мной: «Почему?».
Конец.
Декабрь 2021 год.
