За это же время мировой ВВП вырос с 28,4 трлн до 82,6 трлн долларов. Но только 5 центов из каждого добавочного доллара попали к 60 % населения мира, обладающим самыми низкими доходами. А знаете ли вы, где живет большая часть людей, чье благосостояние за период после 1981 года поднялось над чертой бедности?
В Китае [
[20] ].
Если не учитывать их в статистических данных, то рыночная модель экономического роста будет еще меньше соответствовать теории просачивания благ. Сегодня за чертой бедности живет намного больше людей, чем в 1981 году, и соотношение бедноты среди разрастающегося населения мира неизменно сохраняется в пределах 60 %. В индустриальных странах с 1980 года неравенство доходов и распределения собственности выросло – хотя в течение предыдущих 100 лет оно почти все время уменьшалось.
Сегодня налоги, которые платят богатые люди и корпорации, находятся на самом низком уровне за много десятилетий, а количество миллиардеров резко растет. Эти тенденции, описанные в нашумевшей книге Тома Пикетти «Капитал в XXI веке» (Le Capital au XXIe siècle)
[21], дают повод сторонникам рыночной экономики, вроде Роберта Солоу, заговорить о появлении плутократии. В Европе рост неравенства проявляется не так очевидно, как в остальном мире, но даже в Германии все индикаторы указывают на него [
[22] ].
Вопреки ожиданиям богачи используют сэкономленные на налогах деньги не для инвестиций в производственную деятельность, а для скупки таких общественных активов, как инфраструктура или недвижимость. То, что мы называем приватизацией, привело к тому, что чистый капитал, сосредоточенный в руках частных лиц, в богатых странах за последние 50 лет вырос и в 2018 году составляет уже не 200–350 % государственных доходов, как в 1970 году, а 400–700 %, в то время как последние, напротив, снизились [
[23] ]. Благодаря такому экономическому росту государства явно беднеют. Использование финансового капитала из продуктивного становится непродуктивным: собственники получают доход благодаря аренде и лизингу без создания какой-либо новой ценности.
Другим популярным местом приложения излишнего капитала стала биржа, где можно, не работая, сделать из своих денег еще больше денег. За последнее десятилетие 500 крупнейших американских компаний выпустили ценных бумаг на 5 трлн долларов, в которые 450 из этих фирм инвестировали более половины своих доходов. Они получили дополнительный стимул, когда при президенте Трампе были особенно резко снижены налоги: только в 2018 году компании в США скупили собственные акции на сумму в 1 трлн долларов [
[24] ]. По сути дела перед нами не что иное, как жульничество с цифрами – количество акций на рынке уменьшается, зато цены на них растут. В самой деятельности предприятий ничего не изменилось, но они якобы оказались куда более успешными, чем раньше. Естественно, от таких достижений премиальные руководителей корпораций тоже растут. Еще парочка симпатичных кривых, напоминающих хоккейные клюшки, и они иллюстрируют лишь небольшую часть нашей новой реальности.
В то же время бедняки перед финансовым кризисом были отягощены «выгодными» ипотечными кредитами и, когда ценовой пузырь на рынке недвижимости в конце концов лопнул, лишились своих жилищ, а государство использовало деньги налогоплательщиков для спасения кредиторов. Таким образом, доходы от этой рискованной игры были приватизированы, попав в немногочисленные частные руки, а убытки – социализированы, то есть возложены на общество.
Похоже, что шикарные яхты прилив поднимает намного быстрее, чем рыбацкие лодочки. А так как во время кризиса 2008 года центральные банки наводнили финансовые рынки дешевыми деньгами, то доходы и имущество, принадлежащие богатейшим людям, которые составляют 1 % населения Земли, резко увеличились.
Затея с бесконечным ростом всеобщего потребления провалилась как с экологической, так и с социальной точки зрения. Шаг за шагом, за головокружительными цифрами постепенно сформировалась система, которая разрушает нашу планету, разворачивает отношения собственности обратно в сторону феодализма и при этом еще испытывает необходимость постоянно разрастаться, чтобы не рухнуть под грузом собственной нестабильности.
Настоящей целью существующей сегодня системы, вопреки всем заверениям в обратном, является беспрестанный рост продаж, прибылей и собственности – причем любой ценой.
При этом иногда ситуация оказывается уже за гранью разумного. Я никогда не забуду, как летом 2019 года в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке обсуждался вопрос о том, где же взять 39 млрд долларов, которых ежегодно недостает для обеспечения всех детей мира начальным образованием. Одновременно в паре кварталов оттуда банк JPMorgan Chase объявил, что в течение года выплатит своим акционерам 40 млрд евро, потому что уже не может придумать, что еще делать со своими деньгами [
[25] ].
Так что задача не в том, чтобы продолжать наращивать производство, пока не будет получено достаточно денег, чтобы осчастливить как можно больше бедных людей. Нам не хватает экономической и политической воли, чтобы тесно связать мультипликацию денег с созданием ценности и воспрепятствовать накоплению незаслуженных доходов.
Что я этим хочу сказать?
Рассуждая об экономическом росте, нам следует задать себе три важных вопроса:
Как образуются товары и услуги?
Как они попадают к потребителям?
Что происходит с доходом, получаемым от этих процессов?
Ясно одно: в этом задействовано множество субъектов, которые хотят что-то получать за свой вклад. А что произойдет, если все участники этого процесса будут преследовать только собственную выгоду и учитывать в своих расчетах исключительно денежные показатели? Этим вопросом экономист Мариана Маццукато задалась в своей книге «Ценность вех вещей: Создание и изъятие в мировой экономике»
[26]. Она много занималась историей экономических идей и показала, как различные мыслители рассматривали создание ценности и накопление богатства.
