«Мы не просто живем не по средствам, – пишет он, – мы живем не по средствам других людей» [
[39] ].
Мы откармливаем наших мясных коров соей, которая у нас не растет. Вывозим ее из Южной Америки, где ради выращивания сои уничтожаются влажные тропические леса и луга – чтобы мы в Германии могли иметь больше мяса, чем нам требуется, и дешево продавать его на экспорт, лишая, таким образом, южноамериканских крестьян возможности разводить скот, потому что у них нет доступа к такому количеству дешевой сои.
Преимущества в издержках производства, получаемые благодаря вреду, наносимому в одном месте, влекут за собой ущерб в другом – за границей. Причины и следствия разорваны и распределены по всему земному шару.
Другой пример – биотопливо, с помощью которого Европа в последние годы пыталась уменьшить роль транспорта в изменении климата. Углекислый газ, выделяемый в результате сжигания биотоплива, может перерабатываться растениями, необходимыми для производства последнего. Теоретически перед нами устойчивый круговорот. Но потребность ЕС в горючем намного превышает то количество рапса и подсолнечника, которое здесь можно вырастить на доступных территориях, а значит, биотопливо надо импортировать из других частей света. Вы уже догадываетесь, к чему я веду: в Юго-Восточной Азии вырубают джунгли, чтобы разбивать на освободившемся месте пальмовые плантации, дающие сырье для производства пальмового масла, нужного европейцам для создания биоэнергии. Для этого выжигают леса, что высвобождает огромное количество углекислого газа, который был накоплен деревьями или почвой, – но это нам легко экстернализировать
[40].
Мы-то, к счастью, далеко от этого. Мы с гордостью сообщаем о стабильной или даже увеличивающейся площади лесов в Германии. Правда, к сожалению, все эти гектары однородных посадок не поддерживают биоразнообразие. И устойчивостью к климатическим изменениям такие леса тоже похвастаться не могут – это показали два последних жарких лета. И все же мы снова и снова слышим, что жителям бедных стран нужно учиться лучше обращаться с окружающей средой.
Интересно, что экономическая наука считает возможным решить и эту проблему с помощью экономического роста. Так называемая кривая Кузнеца, носящая имя нобелевского лауреата Саймона Смита Кузнеца, основана на предположении, что при росте экономики неравенство доходов в обществе сначала резко возрастает, но после определенной точки снижается: сначала у всех примерно поровну, потом много становится у единиц, а еще погодя – у всех.
Идею о «просачивании благ сверху вниз», с которой мы уже познакомились, когда речь шла об экономическом росте, приспособили и к проблеме экологической устойчивости. Догадываетесь как? Точно. Вот так: уровень загрязнения окружающей среды падает пропорционально росту дохода на душу населения.
Иными словами, чем богаче становится общество, тем более оно заинтересовано в чистой окружающей среде и тем больше средств использует для создания соответствующей инфраструктуры.
Да неужели?
Если рассматривать раздельный сбор мусора в Германии в отрыве от всего остального, то можно подумать, что все так и есть, поскольку для создания системы переработки, которая кажется самой эффективной в мире, безусловно, требуется достаточный уровень благосостояния. По некоторым оценкам ее использование обходится примерно в миллиард евро в год. Не считая времени, которое уходит на то, чтобы сортировать отходы так добросовестно, как делают жители Германии.
Что же, это пример успешного решения?
Ну как сказать. Во-первых, немцы производят больше мусора на душу населения, чем почти все остальные европейцы – за исключением датчан, люксембуржцев и киприотов. Но не весь немецкий мусор остается в стране. Утилизация отходов в Германии – экспортная отрасль. По данным исследования, проведенного Университетом прикладных наук Вюрцбург-Швайнфурт, в 2018 году в пересчете на тонны из страны было вывезено больше мусора, чем машин. Пятая часть наших пластиковых отходов отправляется за границу, в основном в Азию, в такие страны, как Малайзия, Индия или Вьетнам, где часть из них вторично используют, а остальное оказывается на свалках, в реках или в море. Каждый день 175 сломанных телевизоров отбывают из Германии в Африку – в Гану, Нигерию или Камерун, где их разбирают на части и те детали, которые невозможно перепродать, выбрасывают [
[41] ].
Видите как: мы не приносим меньше вреда окружающей среде из-за того, что стали богаче. Наоборот. Мы, разумеется, защищаем нашу собственную природу с помощью строгих правил и используем систему переработки мусора, которая со стороны кажется весьма прогрессивной. Но почти никогда не интересуемся, как там наш балансовый отчет – включает все издержки? Мы отдаем на аутсорсинг то, что нам неудобно, и прибираем к рукам то, что нам выгодно. И это касается всей Европы – части света, которая крайне нуждается в том, чтобы эксплуатировать земли других стран. Так называемый экологический след Евросоюза занимает внушительные 640 млн га, которые необходимы для обеспечения нашего образа жизни. Это примерно в полтора раза больше, чем площадь всех 28 государств, входящих в ЕС. Без Великобритании станет на 80 млн га меньше – примерно столько требуется одной Германии [
[42] ]. В то же время импортеры продукции, выращиваемой на этих землях, обычно заинтересованы прежде всего в низких ценах и куда меньше в том, чтобы сохранять устойчивую урожайность этих почв на долгосрочную перспективу. Наше благополучие и богатство, то есть наше привилегированное положение на рынке – вот что дает нам возможность так себя вести.
Все это и есть экстернализация.
Если рассматривать кривую Кузнеца отдельно по странам, то она нередко проявляется в том, что уровень жизни населения растет, а загрязнение воды и воздуха снижается. Конечно, за исключением тех случаев, когда объемами выбросов манипулируют. Однако при попытке оценить ситуацию в глобальном контексте – а большинство экологических проблем, с которыми мы сталкиваемся, существуют в нем, – знак равенства между процветанием и заботой об окружающей среде только загораживает нам обзор. В результате мы не стремимся к сокращению потребления и не требуем учета экологических издержек, что могло бы помочь достижению этой цели. Потому что это означало бы признание необходимости запретов и самоограничения. Самоограничение – одно это слово выводит многих людей из себя.
