Сэм держал револьвер в правой руке. Он больше следил за предохранителем, а не за спусковым крючком, он боялся, что, потеряв над собой контроль, начнет стрелять.
Грудная клетка человека-машины мерно вздымалась и опускалась. Рот был приоткрыт, и из него ритмично вырывался теплый воздух.
На висках и на шее мужчины было заметно биение частого пульса. Однако пульсирующие узелки были расположены не только там, но и в других местах, совершенно несвойственных обычному человеку: в центре лба, на скулах, в четырех точках на груди и на животе, на предплечьях. Сосуды в этих местах как бы приподнялись из плоти и выступали на поверхности кожи темными пульсирующими островками. По всей видимости, вся сосудистая система существа изменила свое строение и свойства, чтобы обслуживать новые функции организма. Еще более диким было то, что эти пульсы бились явно с разной частотой, словно у этого организма было два сердца.
Из полуоткрытого рта человека-машины раздался чудовищный вопль. От неожиданности Сэм вздрогнул и тоже вскрикнул. Это были те самые звуки, которые он слышал в гостиной и которые привели его сюда, но он раньше предполагал, что их может издавать только компьютер.
Сэм поморщился от электронного свиста, звеневшего в ушах, и внимательнее посмотрел на «глаза» человека-робота. Датчики явно были включены. Рубиновые кристаллы светились каким-то внутренним светом, и Сэм предположил, что они зафиксировали его присутствие, подобно приборам ночного видения или каким-то иным способом. А может быть, он ошибается, и Кольтран вовсе не замечает его, так как благодаря своему превращению он переместился в иную систему координат, и в этой системе Сэм не имеет никакой ценности, никакого значения.
Вопль стал стихать, затем внезапно прекратился полностью.
Не соображая, что он делает, Сэм поднял револьвер и с расстояния в восемнадцать дюймов прицелился в лицо Харли Кольтрана. Он сам не заметил, как снял револьвер с предохранителя и положил палец на спусковой крючок, готовясь к выстрелу.
Он колебался. В конце концов, Кольтран оставался, пусть в малой степени, человеком. Никто не знает, насколько добровольно он принял этот ужасный образ. Может быть, в этом превращении он нашел для себя счастье? Сэму было явно не по себе в роли судьи, не менее трудно давалась ему и роль карающего меча. Ведь сам он считал, что человеческая жизнь на земле ненамного отличается от ада, и, следовательно, он не мог не допускать, что Кольтран нашел из этого недостойного существования пусть странный, но выход.
Полуорганические поблескивающие кабели-сосуды, соединяющие человека с машиной, сокращались и подрагивали. Они бились, удерживаемые лишь захватами-руками.
Изо рта человека-машины вырывалось дыхание, в котором странным образом смешались запахи жареного мяса и перегретой изоляции.
Датчики-глаза сверкали и поворачивались в своих гнездах-глазницах.
На лице Кольтрана, позолоченном отсветами с экрана, застыла маска, неподвижность которой нарушали лишь несколько пульсирующих точек. Пульсы на скулах и висках напоминали спрятавшихся под кожей насекомых.
Содрогнувшись от отвращения, Сэм нажал на спусковой крючок. В замкнутом пространстве выстрел прозвучал как удар грома.
Голова Кольтрана откинулась назад, затем упала на грудь, истекая кровью и выпуская из себя едкий дым.
Кабели-сосуды продолжали сокращаться в том же ритме, словно через них все время перекатывалась какая-то таинственная жидкость.
Сэм чувствовал, что Кольтран продолжал жить. Он прицелился в экран компьютера.
Внезапно одна из костлявых лап-захватов Кольтрана выпустила кабель. Со стуком и хрустом костей она мгновенно вытянулась вверх и вцепилась в запястье Сэма.
Сэм закричал от боли.
Его крику вторили электронные пощелкивания, гудки и свисты.
Адская рука обхватила запястье с такой силой, что костяные пальцы Кольтрана начали разрезать кожу. Сэм почувствовал, что манжета его рубашки пропитывается теплой кровью. Он лихорадочно начал соображать, что нечеловеческой силы робота достаточно для того, чтобы перекусить era руку и сделать его инвалидом. Если же этого не произойдет, то железный захват перекроет кровообращение в его руке, и он выпустит из пальцев револьвер.
Кольтран тем временем пытался поднять свою простреленную голову.
Сэм вспомнил в эту минуту изуродованное лицо своей матери, ее зловещий, немой, застывший оскал…
Он ударил ногой по креслу Кольтрана, надеясь, что оно покатится и его мучитель оторвется от источника своей силы. Но колеса кресла были заблокированы.
Хватка стала еще сильней, и Сэм застонал, у него помутилось в глазах.
Он, однако, заметил, что Кольтрану удается, пусть медленно, но поднимать голову вверх.
«Господи, я не хочу видеть это обезображенное лицо!»
Сэм собрал все свои силы и правой ногой ударил три раза подряд по кабелям-сосудам, связывающим Кольтрана с его компьютером. Кабели оборвались и с хлюпающим звуком отвалились от тела Кольтрана; он обмяк в кресле. В тот же момент мертвая хватка костяной руки ослабла, и, освободив кисть Сэма, рука-клемма со стуком упала на подлокотник кресла.
В комнате продолжали раздаваться затухающие удары электронного сердца, их сопровождало еще какое-то странное гудение.
Сэм был в шоке; он схватил левой рукой свое правое запястье, как будто это могло хоть немного смягчить боль.
Неожиданно что-то схватило его за ногу.
Сэм увидел, что кабели, оборванные им только что, превратились в подобие змей, они были все еще подключены к компьютеру и получали из его недр энергию. Они увеличились: выросли в длину в два раза. Один из них обвился вокруг его левой лодыжки, а второй вокруг правой голени.
Сэм попытался вырваться.
Это ему не удалось.
«Змеи» поползли вверх по его ноге.
Сэм понял, что они стремятся добраться до не защищенной одеждой кожи в верхней части его туловища, они хотят установить контакт с его плотью и таким образом и его превратить в часть компьютерной системы.
Револьвер был наготове. Сэм вновь прицелился в экран.
На экране больше не было потока цифр и символов. Вместо них там появилось лицо Кольтрана. На нем вновь сверкали датчики-глаза, и казалось, он смотрит с экрана на Сэма и говорит с ним:
– … жажда, жажда… хочу… жажда.
Сэм не понимал происходящего, но сознавал, что Кольтран все еще продолжал жить. Он не умер – во всяком случае, смерть тела Кольтрана еще не означала его полной смерти. Какая-то часть человека еще оставалась там, в компьютере.
Словно подтверждая это, Кольтран расплавил стекло экрана, и оно приняло форму его лица. Стекло как будто мгновенно превратилось в желатин, и Кольтран выступил своим стеклянные лицом из компьютера, решив больше не прятаться в нем.
