— Почему в Белоруссии фактически не было национально-освободительного движения ни в 30-е, ни в 40-е годы уже против Советского Союза?
— Боюсь, что там просто элиты сильно полонизировались, а после Второй мировой войны они были изгнаны, и белорусы остались совсем без элиты. А у них всплеск национального движения произошел в 1920-е годы: язык, традиции… А потом просто осталась пустыня.
— Это в том числе связано с тем, что Белоруссия, наверное, больше приближена к Литве и к литовской культуре, имеет с ней более близкую историю, чем Украина?
— Да, конечно. Ну и она, конечно, совсем небольшая страна.
Польские режиссеры
[]
— Теперь давайте поговорим о великих режиссерах польского кино. Почему так получилось, что, фактически, полтора поколения — это сплошь великие режиссеры, которых не было в соседних странах — в Чехии, например, и в других странах?
— Ну, в других странах… В Чехии были великие, но они тоже эмигрировали.
— Вы имеете в виду Милоша Формана
[31], Ивана Пассера? Но Форман состоялся уже больше на Западе.
— Да, правда, но просто и условия у нас были другие, гораздо больше свободы, об этом тоже не надо забывать, что в пространстве свободы можно было быть в Польше режиссером, а в Чехии, даже в Венгрии, было очень трудно.
— Но в Венгрии были режиссеры.
— Но при этом венгерское кино, великолепное кино, было абсолютно элитарным. Оно никогда не пользовалось большим успехом. А у нас наоборот, власть очень боялась кино, потому что оно пользовалось популярностью, успехом. Картины Вайды, мои картины — они имели огромного зрителя.
— Гофман?
— Ну и Гофман, конечно. И без этого наше кино было бы более подконтрольным, но они не хотели потерять того, что зритель приносил.
— А Кесьлевский состоялся как режиссер в основном в совместных фильмах с западными странами?
— Да, но он уже в свободной Польше был признан мастером, в коммунистические времена его еще недооценивали.
— А Полански состоялся на Западе?
— Он уехал на Запад и потом снимал уже там. Гомулка его раскритиковал во время какого-то заседания ЦК.
— И он сделал то, чего не сделали другие — уехал.
— Да, но его не изгнали, просто первый секретарь партии ругал его на заседании Центрального комитета, а Полански после этого почувствовал, что для него здесь начнутся ограничения. И в то же время эти нападки коммунистов ему очень помогли — он получил много призов, остался на Западе и уже там продолжал снимать.
— А польское массовое кино, такое как «Ва-банк» Махульского?
— Но это было снято во время коммунистического режима, такие очень популярные комедии, легкие, кроме Махульского был еще, например Станислав Барея
[32]. Но и они работали против системы, это тоже было удивительно.
С Кшиштофом Кесьлёвским, 1995 г.
— Такого рода фильмы были невозможны в Советском Союзе.
— Да, это правда, там даже чиновники — они легко интегрировались в систему. А в Польше под конец уже никто не интегрировался. Даже партийные не верили в эту систему.
Дружеская беседа: А. Вайда, К. Занусси и др., 1993 г.
— Но они играли эту роль.
— Играли, но, знаете, человек по-другому играет, если не верит.
— То есть это была разрешенная фронда?
— Разрешенная не по доброй воле. Просто не было выхода — власть иначе не могла существовать, потому что других не было. Верящих уже давно не было.
— Но при этом народу разрешали это смотреть, фильмы не закрывались.
— Иногда закрывались, но закрытых картин было немного. Были ограничения: делай так. Но когда картины Вайды показывали, нельзя было в газетах объявлять, что они в прокате, просто ставили три звездочки и время показа, не указывая, какая будет картина.
— Был ли какой-то моральный запрет на тесные контакты с Советским Союзом?
— Нет. Тесные контакты — надо определить, что это значит. Картины совместного производства почти никто не делал. Кармелевич сделал уже в свободной Польше картину с Россией по рассказу Конрада Коженёвского
[33] о сосланных. Не очень хорошая картина.
— А Форт уехал в советское время? Почему он уехал?
— Да потому, что считал, что поднимает голову антисемитизм. Он был диктатором в нашем кино, и против него поднялась такая спонтанная волна ненависти…
— В каком смысле?
— Знаете, он имел доступ к власти, и он решал судьбу многих.
— В 50-е годы?
— Даже в 60-е он имел столько власти. Он в 1968–1969-м уехал, а до того времени он решал, кто будет делать картины, какая будет смета и так далее.
— То есть он, фактически, бежал из-за близости к власти?
— В каком-то смысле да. И еще потому, что был евреем.
На съемках фильма «Жизнь за жизнь», 1991 г.
— Два противоположных фактора сыграли?
— Да.
— Еще раз про Советский Союз. Например, Анна Герман, которая пела много по-русски и выступала в СССР, или Барбара Брыльска…
— Ну, Брыльска не была очень известной, может быть, ее стали узнавать после «Фараона» Кавалеровича. Она не была звездой в Польше, как в России, тогда в Советском Союзе.
— Но здесь это не воспринималось как предательство?
— Нет. Это было допустимым, мы радовались… Беата Тышкевич тогда играла у Кончаловского…
