Любопытна в этом смысле история старейшего в Петербурге пивоваренного завода «Степан Разин». Его история начинается с именного указа Петра I от 11 марта 1719 года
«О постройке в Петербурге пивоварни по голландскому манеру архитектором Фонармусом» для «варения пива во флот». Видимо, речь шла о пивоварне на Выборгской стороне, хотя известно о пивоварнях того времени и в других районах города — на Охте, на территории Адмиралтейства. Приобрести пиво можно было и за Старо-Калинкиным мостом, в деревне Кальюла, или Калинкиной, где, по свидетельству современников, процветало частное пивоварение. Постепенно мелкие производства поглощались более крупными, которые, в свою очередь, объединялись в акционерные общества и товарищества. В 1861 году на базе нескольких пивоваренных заводов образовалось «Калинкинское пивоваренное и медоваренное товарищество», фактическим владельцем которого стал потомственный почётный гражданин Петербурга Вильям Клемент Казалет. В начале XX века заводу принадлежали 43 пивные лавки в Петербурге и около 300 — в других городах России. Фирма процветала. Однако всё изменилось с началом Первой мировой войны.
Первый удар по петербургскому пивоварению нанёс так называемый «сухой закон», введённый царским правительством в 1914 году. Количество выпускаемого пива ограничили, его крепость регулировалась различными инструкциями и распоряжениями. Часть производства вообще закрыли, а в 1918 году пивомедоварение вообще прекратилось. Завод перешёл на выпуск дрожжей и крахмала. Только в 1922 году по инициативе Л. Д. Троцкого производство пива возобновляется. Тогда же, решением так называемого Большого президиума Петрогубисполкома к 5-й годовщине революции, Калинкинский завод переименовали в Петроградский пивоваренный завод «Степан Разин».
Однако, если верить фольклору, это произошло гораздо раньше. Согласно легенде, это случилось совершенно неожиданно для всех, в перерыве между заседаниями 3-го всероссийского съезда советов рабочих и солдатских депутатов, который проходил в 1918 году в Таврическом дворце. Рабочие Калинкинского завода выставили для делегатов съезда бесплатное угощение. Дорвавшись до любимого напитка революционного пролетариата, делегаты затянули перерыв допоздна. Они пьяно стучали кружками о мраморные подоконники, смачно сдували пену на яркие дубовые паркеты и прокуренными голосами горланили песню любимого героя революционной толпы Стеньки Разина «Из-за острова на стрежень…». После этого нехотя вернулись в зал заседаний и сразу проголосовали за присвоение Калинкинскому пивоваренному заводу имени легендарного Стеньки Разина.
Напомним в связи с этим старинную русскую легенду, согласно которой Степан Разин не умер, а «заключён внутри горы» и ждёт знака, когда вновь появится возможность «судить русскую землю».
Но вернёмся в октябрь 1917 года. Поверить в благополучный исход большевистской авантюры даже в то время было не просто. «Почему победила Октябрьская революция в Петрограде?» — «Потому что штаб революции разместился в институте благородных девиц». — `?!?!` — «Если бы они были менее благородны, то революционные матросы взяли бы штурмом не Зимний, а Смольный».
Новые герои новой России шатались по улицам Петрограда и горланили частушки:
Дайте ножик, дайте вилку,
Я зарежу Учредилку.
И не только пели. 19 января 1918 года в Мариинской больнице несколько революционных матросов на глазах у всех убили двух министров Временного правительства. Убийц арестовали и отправили в Петропавловскую крепость. Как рассказывали в Петрограде, их вышел встречать сам комендант крепости большевик Павлов. «Вам место во дворце, а не в крепости», — будто бы приветствовал он их. Зинаида Гиппиус пророчески записывает в своих «чёрных тетрадях»: «Ну, вот и увидим их в Таврическом». Многие из них очень скоро войдут в советы рабочих и солдатских депутатов.
Хуже всех, пожалуй, приходилось тем, кто не пил. Их терзали сомнения. Если верить фольклору, на следующий день после свершившегося переворота один молодой художник заглянул в Зимний дворец, где наткнулся на комиссара народного просвещения А. В. Луначарского, который ограничился несколькими словами, которые, по-видимому, явились итогом долгих раздумий: «Большевикам здесь сидеть не больше двух недель, потом их повесят вот на этих балконах».
На этом радостном фоне мало кто расслышал недоумение, которое было зафиксировано фольклором в анекдоте. Внучка декабриста слышит шум на улице и посылает прислугу узнать, в чём дело. Вскоре прислуга возвращается: «Там революция, барыня». — «О, революция! Это великолепно! Мой дед тоже был революционером! И что же они хотят?» — «Они хотят, чтобы не было богатых». — «Странно… А мой дед хотел, чтобы не было бедных». По другому анекдоту, бывший владелец Елисеевского магазина однажды после революции побывал в Ленинграде. «Ну, как, нашли ли разницу до революции и после?» — спросили его по возвращении. «Да вот не знаю, как сказать, — ответил Елисеев. — Ходят как и прежде, и знать и челядь. Только раньше с парадного хода входила знать, а с чёрного — челядь, а теперь — наоборот».
Согласно одному из анекдотов, после Октябрьского переворота Ленин взобрался на броневик и произнёс речь:
«Товарищи! Революция, о которой так долго мечтали большевики, свершилась! Теперь, товарищи, вы будете работать восемь часов в день и иметь два выходных дня в неделю». Дворцовая площадь потонула в криках «Ура!». «В дальнейшем вы, товарищи, будете работать семь часов в день и иметь три выходных дня в неделю». — «Ура-а-а-а!» — «Придёт время, и вы будете работать один час и иметь шесть выходных дней в неделю». — «Ура-а-а-а-а-а!!!» — Ленин повернулся к Дзержинскому: «Я же говорил вам, Феликс Эдмундович, работать они не будут».
Наступила эра
РСФСРа.
В небе стало серо.
Голод и холера,
«Редерера» нет.
Люди стали худенъки,
Нет ни у кого деньги.
Раньше ели пудинги,
Кексы и омлет.
А теперь ковриги
Жрут лишь только в Риге,
А у нас ни фиги
Нет.
Сказать, что не было шампанского «Луи Редерер», одного из самых лучших французских вин, это ещё ничего не сказать. Не было вообще ничего. «Гвозди пятидюймовые есть?» — «Нет». — «А трёхдюймовые?» — «Тоже нет». — «Верно, товарищ, Ленин не зря говорил: „Революция и никаких гвоздей“».
«Феликс Эдмундович, скажите, у вас ноги волосатые?» — «Ну, волосатые». — «Очень волосатые?» — «Очень волосатые». — «Надежда Константиновна, запишите: Товарищу Дзержинскому зимой валенки не выдавать».
Жил Николка дурачок,
Стоил хлеб пятачок.
А настали комиссары,
Все посевы описали.
Всё становилось с ног на голову. Ирина Одоевцева вспоминает, как беременная соседка спрашивала: «Правда ли, что Ленин издал декрет, что нам, пролетаркам, носить шесть месяцев, а буржуйкам двенадцать?».
Неудивительно, что некий американский миллионер, посетив в 1920-х годах Петроград, спросил сопровождавших его лиц: «На что вам, большевикам, такой город, что вы с ним будете делать?»
