Онлайн книга «Мятежный Петербург. Сто лет бунтов, восстаний и революций в городском фольклоре»
Любопытна в этом смысле история старейшего в Петербурге пивоваренного завода «Степан Разин». Его история начинается с именного указа Петра I от 11 марта 1719 года
«О постройке в Петербурге пивоварни по голландскому манеру архитектором Фонармусом» для «варения пива во флот». Видимо, речь шла о пивоварне на Выборгской стороне, хотя известно о пивоварнях того времени и в других районах города — на Охте, на территории Адмиралтейства. Приобрести пиво можно было и за Старо-Калинкиным мостом, в деревне Кальюла, или Калинкиной, где, по свидетельству современников, процветало частное пивоварение. Постепенно мелкие производства поглощались более крупными, которые, в свою очередь, объединялись в акционерные общества и товарищества. В 1861 году на базе нескольких пивоваренных заводов образовалось «Калинкинское пивоваренное и медоваренное товарищество», фактическим владельцем которого стал потомственный почётный гражданин Петербурга Вильям Клемент Казалет. В начале XX века заводу принадлежали 43 пивные лавки в Петербурге и около 300 — в других городах России. Фирма процветала. Однако всё изменилось с началом Первой мировой войны.
Первый удар по петербургскому пивоварению нанёс так называемый «сухой закон», введённый царским правительством в 1914 году. Количество выпускаемого пива ограничили, его крепость регулировалась различными инструкциями и распоряжениями. Часть производства вообще закрыли, а в 1918 году пивомедоварение вообще прекратилось. Завод перешёл на выпуск дрожжей и крахмала. Только в 1922 году по инициативе Л. Д. Троцкого производство пива возобновляется. Тогда же, решением так называемого Большого президиума Петрогубисполкома к 5-й годовщине революции, Калинкинский завод переименовали в Петроградский пивоваренный завод «Степан Разин».
Однако, если верить фольклору, это произошло гораздо раньше. Согласно легенде, это случилось совершенно неожиданно для всех, в перерыве между заседаниями 3-го всероссийского съезда советов рабочих и солдатских депутатов, который проходил в 1918 году в Таврическом дворце. Рабочие Калинкинского завода выставили для делегатов съезда бесплатное угощение. Дорвавшись до любимого напитка революционного пролетариата, делегаты затянули перерыв допоздна. Они пьяно стучали кружками о мраморные подоконники, смачно сдували пену на яркие дубовые паркеты и прокуренными голосами горланили песню любимого героя революционной толпы Стеньки Разина «Из-за острова на стрежень…». После этого нехотя вернулись в зал заседаний и сразу проголосовали за присвоение Калинкинскому пивоваренному заводу имени легендарного Стеньки Разина.
Напомним в связи с этим старинную русскую легенду, согласно которой Степан Разин не умер, а «заключён внутри горы» и ждёт знака, когда вновь появится возможность «судить русскую землю».
Но вернёмся в октябрь 1917 года. Поверить в благополучный исход большевистской авантюры даже в то время было не просто. «Почему победила Октябрьская революция в Петрограде?» — «Потому что штаб революции разместился в институте благородных девиц». — `?!?!` — «Если бы они были менее благородны, то революционные матросы взяли бы штурмом не Зимний, а Смольный».
Новые герои новой России шатались по улицам Петрограда и горланили частушки:
И не только пели. 19 января 1918 года в Мариинской больнице несколько революционных матросов на глазах у всех убили двух министров Временного правительства. Убийц арестовали и отправили в Петропавловскую крепость. Как рассказывали в Петрограде, их вышел встречать сам комендант крепости большевик Павлов. «Вам место во дворце, а не в крепости», — будто бы приветствовал он их. Зинаида Гиппиус пророчески записывает в своих «чёрных тетрадях»: «Ну, вот и увидим их в Таврическом». Многие из них очень скоро войдут в советы рабочих и солдатских депутатов.
Хуже всех, пожалуй, приходилось тем, кто не пил. Их терзали сомнения. Если верить фольклору, на следующий день после свершившегося переворота один молодой художник заглянул в Зимний дворец, где наткнулся на комиссара народного просвещения А. В. Луначарского, который ограничился несколькими словами, которые, по-видимому, явились итогом долгих раздумий: «Большевикам здесь сидеть не больше двух недель, потом их повесят вот на этих балконах».
На этом радостном фоне мало кто расслышал недоумение, которое было зафиксировано фольклором в анекдоте. Внучка декабриста слышит шум на улице и посылает прислугу узнать, в чём дело. Вскоре прислуга возвращается: «Там революция, барыня». — «О, революция! Это великолепно! Мой дед тоже был революционером! И что же они хотят?» — «Они хотят, чтобы не было богатых». — «Странно… А мой дед хотел, чтобы не было бедных». По другому анекдоту, бывший владелец Елисеевского магазина однажды после революции побывал в Ленинграде. «Ну, как, нашли ли разницу до революции и после?» — спросили его по возвращении. «Да вот не знаю, как сказать, — ответил Елисеев. — Ходят как и прежде, и знать и челядь. Только раньше с парадного хода входила знать, а с чёрного — челядь, а теперь — наоборот».
Согласно одному из анекдотов, после Октябрьского переворота Ленин взобрался на броневик и произнёс речь:
«Товарищи! Революция, о которой так долго мечтали большевики, свершилась! Теперь, товарищи, вы будете работать восемь часов в день и иметь два выходных дня в неделю». Дворцовая площадь потонула в криках «Ура!». «В дальнейшем вы, товарищи, будете работать семь часов в день и иметь три выходных дня в неделю». — «Ура-а-а-а!» — «Придёт время, и вы будете работать один час и иметь шесть выходных дней в неделю». — «Ура-а-а-а-а-а!!!» — Ленин повернулся к Дзержинскому: «Я же говорил вам, Феликс Эдмундович, работать они не будут».
Сказать, что не было шампанского «Луи Редерер», одного из самых лучших французских вин, это ещё ничего не сказать. Не было вообще ничего. «Гвозди пятидюймовые есть?» — «Нет». — «А трёхдюймовые?» — «Тоже нет». — «Верно, товарищ, Ленин не зря говорил: „Революция и никаких гвоздей“».
«Феликс Эдмундович, скажите, у вас ноги волосатые?» — «Ну, волосатые». — «Очень волосатые?» — «Очень волосатые». — «Надежда Константиновна, запишите: Товарищу Дзержинскому зимой валенки не выдавать».
Всё становилось с ног на голову. Ирина Одоевцева вспоминает, как беременная соседка спрашивала: «Правда ли, что Ленин издал декрет, что нам, пролетаркам, носить шесть месяцев, а буржуйкам двенадцать?».
Неудивительно, что некий американский миллионер, посетив в 1920-х годах Петроград, спросил сопровождавших его лиц: «На что вам, большевикам, такой город, что вы с ним будете делать?»