Александра Михайловна Коллонтай
Репутация Александры Коллонтай и вправду не была безукоризненной. Вот как, ссылаясь на рассказ своего знакомца, пишет об этом Иван Алексеевич Бунин в «Окаянных днях»: «Я её знаю очень хорошо. Была когда-то похожа на ангела. С утра надевала самое простенькое платьице и скакала в рабочие трущобы — „на работу“. А воротясь домой, брала ванну, надевала голубенькую рубашечку — и шмыг с коробкой конфет в кровать к подруге: „Ну, давай, дружок, поболтаем теперь всласть!“ Судебная и психиатрическая медицина давно знает и этот ангелоподобный тип среди прирождённых преступниц и проституток».
От себя добавим, что в Петрограде Коллонтай называли «Пролетарской Мессалиной». Напомним читателям, что имя жены римского императора Клавдия Валерия — Мессалина — давно уже стало нарицательным из-за её безудержного распутного поведения.
Напомним и то, что с начала XX века в петербургской богемной среде мода на «брак втроём» стала довольно распространённой. Её приверженцами были Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус и Дмитрий Философов, Владимир Маяковский, Лиля и Осип Брики и многие другие. Апологеты такого образа интимной жизни утверждали, что «брак вдвоём» — не что иное, как ветхозаветный общественный институт, отменённый Новым Заветом. После революции эта «религиозная» система взглядов на брак была заменена революционной теорией «стакана воды», согласно которой удовлетворение страсти приравнивалось к утолению жажды. Активной проповедницей новой формы семьи была Александра Коллонтай. В фольклоре сохранилась даже поговорка: «По примеру Коллонтай ты жене свободу дай!» Особенно пылко она пропагандировала «крылатый эрос революции», который должен был способствовать скорейшему появлению всё новых и новых строителей коммунизма.
Это находило живой отклик в молодёжной среде «раскрепощённого» рабочего класса. Летом 1926 года в Ленинграде хулиганы, среди которых был даже комсомольский вожак с завода «Кооператор», некто Константин Кочергин, остановили в Чубаровом переулке двадцатилетнюю Любу Белякову, силой затащили в сад завода Сан-Галли на Лиговке и изнасиловали. Глумились над девушкой с особой жестокостью более двух десятков мерзавцев, выстроившихся в живую очередь.
В декабре состоялся суд над «чубаровцами», как стали называть молодых насильников в городской печати. Процесс был показательным. В значительной степени именно это обстоятельство стало причиной довольно жёстких приговоров. Семерых приговорили к расстрелу, остальных — к разным срокам заключения. Понятие «чубаровщина» стало нарицательным. Но вот что интересно. На суде Кочергин наивно воскликнул в адрес несчастной жертвы насилия: «Она же наш товарищ по классу и должна была помочь нашему половому удовлетворению».
В 1919 году мужа Александры Коллонтай Павла Дыбенко назначили командующим Крымской армией. Прибыв на место назначения, он тут же объявил о создании Крымской республики в составе РСФСР. Главой республики назначил себя, но фактически ею руководила его жена. Республика просуществовала всего два месяца, но прозвище Александры Коллонтай «Царица Крымская» осталось. Осталось в украинском фольклоре и отношение как к самой Александре Михайловне, так и к её двум соратникам по партии с ярко выраженными украинскими фамилиями — Крыленко и Дыбенко:
Як вiн встане на Дибенкi.
Як розкине вiн Криленкi,
Та як заколлонтаiть.
Впрочем, эта украинская частушка имеет петербургские корни. Известный сатирик Аркадий Аверченко в одном из номеров конфискованного большевиками журнала «Сатирикон» писал о завсегдатаях митингов на площади перед Казанским собором в революционном Петрограде: «Встанет этакий шпец на дыбенки, расправит крыленки, да как заколлонтает». Сейчас уже трудно сказать, подарил Аверченко фольклору эту жемчужину городской мифологии или подслушал эту фразу в многоголосой городской толпе. Так или иначе, но она буквально в одночасье облетела весь Петроград и надолго стала убийственной характеристикой политических демагогов и крикунов.
Лариса Михайловна Рейснер
Ещё одна «Валькирия революции» — Лариса Михайловна Рейснер. Её отец — известный юрист, профессор университета, мать — писательница. Лариса рано увлеклась революционными идеями. Пробовала писать. Однако в литературных кругах серьёзным успехом не пользовалась. Например, известный поэт и переводчик М. Л. Лозинский отзывался о Рейснер как о «завиральном человеке». «Это Ноздрёв в юбке. Она страшно врёт, и она глупая», — говорил он. И Георгий Иванов утверждал, что «за барышней Рейснер ухаживали, а над стихами смеялись».
Сразу после Октябрьского переворота 1917 года родилась легенда о том историческом выстреле крейсера «Аврора», который возвестил всему миру о начале новой эры в истории человечества. Будто бы на крейсер в сопровождении отряда красных моряков «взошла женщина невероятной, нечеловеческой красоты, огромного роста, с косами вокруг головы. Лицо бледное. Ни кровинки. Словно ожившая статуя».
Она будто бы и распорядилась дать залп из корабельной пушки. Моряки крейсера молча переглянулись: женщина на корабле — плохая примета, но команде подчинились и выстрел произвели.
Говорили, что это была Лариса Рейснер, писательница, вступившая в партию большевиков сразу после революции. Тогда же её назначили исполнять обязанности комиссара Генерального морского штаба. Среди товарищей её называли: «Женщина революции», «Муза революции» и «Диана-воительница». И вспоминали, что в переводе с латинского её имя означает не то «крепость», не то «чайка». Решительная и непримиримая красавица, ставшая во время Гражданской войны политработником Красной армии, она была женой комиссара по морским делам России Фёдора Раскольникова. Их называли «Морской парочкой», а её в народе считали ЗАМестительницей КОМиссара ПО МОРским ДЕлам, навеки наградив таким образом Ларису Михайловну исключительно выразительной аббревиатурой: «ЗАМКОМ ПО МОРДЕ». Сама себя она называла «КОМОРСИ», то есть Командующая МОРскими СИлами.
Мичмана Балтийского флота Фёдора Раскольникова в декабре 1917 года назначили комиссаром Морского генштаба, а затем морским министром. Тогда же, следуя традициям старого времени, он вместе со своей женой Ларисой Рейснер вселился в казённую квартиру в здании Адмиралтейства, которую совсем недавно занимал последний царский морской министр адмирал Иван Константинович Григорович. Лариса Михайловна быстро освоилась. Здесь, в кругу своих близких родственников, которых в Петрограде называли «Ревсемейством», она любила устраивать приёмы для бывших богемных приятелей. Угощала их редкой в голодном Петрограде икрой и другими деликатесами, блистала театральными нарядами, взятыми в костюмерных Мариинского театра, и возмущалась буржуазным убранством квартиры царского министра.
