Надо сказать, что и после гибели Кирова продолжали чтить в Ленинграде. Иногда это приобретало курьёзные формы. Так случилось с судьбой картины некоего художника, заказанной ему ещё при жизни Кирова специально для Смольного. Картина называлась «Киров в президиуме заседания Ленсовета». На картине Киров изображён за столом в окружении коллег и соратников. По обеим сторонам стола, как это было тогда принято, стояли кадки с пальмами. Со временем всех сотрудников и соратников Кирова одного за другим сняли с их должностей и арестовали. Вместо них художнику предложили изобразить пальмы. Наконец, когда за столом остался один Киров, к тому времени уже погибший, картину переименовали. Теперь она называлась «Киров в пальмовом лесу».
Чтобы не показалось, что городской фольклор был однозначен в оценках деятельности последовательного большевика-ленинца, каким был на самом деле Киров, приведём ещё одну легенду. В начале 1930-х годов Ленинградскому обкому партии совместно с управлением ОГПУ поручили поставить точку в вопросе о месте захоронения сердца великого русского полководца М. И. Кутузова. Согласно легендам, оно погребено отдельно от тела полководца, вблизи одной из военных дорог, где Кутузов скончался, в Силезии, на местном кладбище Тиллендорф. Решили вскрыть могилу Кутузова в Казанском соборе и либо подтвердить, либо опровергнуть эти легенды. Участников акции вызвали в кабинет к Кирову. И они будто бы услышали следующее напутствие: «Надо вскрыть склеп и решить важнейший научный вопрос: где захоронено сердце Кутузова. А заодно и пошарить кругом, и если там окажутся ордена и регалии фельдмаршала, то их изъять».
Понятно, что любимец партии, государства и народа, в конечном счёте, — обыкновенное порождение необыкновенного времени. Говорят, когда на Кавказе узнали об убийстве Кирова, то изменили своё отношение к Сталину. Любовь к нему стала ещё большей, «так много зла натворил в тех краях „Мальчик из Уржума“», как любили ласково и нежно называть Кирова в советских школьных учебниках. Об этом либо знали, либо догадывались не только на Кавказе. Например, питерские острословы и зубоскалы советовали читать фамилию «КИРОВ» задом наперёд: «ВОРИК».
Являясь членом Политбюро ЦК ВКП(б), Киров в партийной иерархии считался одним из главных претендентов на руководство партией и государством. Злодейское убийство, которое произошло в коридоре Смольного, фольклор связывает в первую очередь именно с этим обстоятельством. Как известно, Сталин конкурентов не жаловал. Говорили, что убийство Кирова — продуманная и изощрённая месть вождя. Вспоминали, что на XVII съезде партии многие коммунисты предлагали Кирову выдвинуть свою кандидатуру на пост первого секретаря ВКП(б). Киров отказался и об этом опрометчиво доверительно рассказал Сталину. Сталин обнял его, прижал к груди и сказал на ухо: «Я тебе этого никогда не забуду». И не забыл.
То, что убийство «Мироныча» было санкционировано и организовано Москвой, городской фольклор сомнению не подвергал. С мрачным юмором в тесных ленинградских коммуналках рассказывали анекдот. На следующий день после убийства, на заседании президиума ЦК ВКП(б), Сталин невнятно и с сильным грузинским акцентом проговорил: «Товарищи, вчера в Ленинграде убили Кирова». Вздрогнув от неожиданности и ничего не расслышав, Будённый спросил: «Кого убили?» — «Кирова», — так же невнятно повторил Сталин. «Кого, кого, Иосиф Виссарионович?» — «Кого-кого, — передразнил Сталин. — Кого надо, того и убили».
Согласно фольклору, этот криминальный эпизод политической жизни Ленинграда был вызван тем, что Киров перевёл «красивую жену» инструктора обкома Леонида Николаева Мильду Драуле к себе в аппарат. Пронёсся слух об их связи. Николаев учинил скандал, за что его тут же арестовали, но через некоторое время выпустили, лишив права свободного посещения Смольного. Затем, согласно одному из преданий, произошла таинственная встреча Николаева со Сталиным, который будто бы сказал оскорблённому мужу: «Вы ведёте себя правильно. Вы должны вести себя как мужчина. То, что Киров большой человек, ничего не значит. Вы имеете право на месть, и мы поймём вас как мужчину».
После этого разговора Николаев будто бы снова получил свободный доступ в Смольный. 1 декабря 1934 года он разрядил в Кирова свой пистолет, сказав при этом: «Так будет с каждым, кто захочет спать с моей женой».
Так это было или иначе, но в Ленинграде истинным виновником смерти любимца города считали вовсе не
Николаева. Это подтверждает частушка, которую, озираясь по сторонам и понижая голос до шёпота, передавали друг другу ленинградцы. Вариантов этой частушки множество. Но все они об одном и том же:
На стопе стоят
Два стаканчика.
Убили Кирова
Из наганчика.
Эх, девочки —
Помидорчики.
Убили Кирова
В коридорчике.
Самолёт летит,
Под ним проталина.
Убили Кирова.
Убьют и Сталина.
Сохранился любопытный анекдот. Милиционер задержал пьяного, распевающего частушку: «Огурчики / Да помидорчики. / Сталин Кирова убил / В коридорчике». Сердобольная старушка вступилась: «Отпустите его. Разве вы не видите, что он сумасшедший?» — «Не мешайте, гражданочка. Может, он и сумасшедший, но поёт правильно».
Обратим внимание и на поразительную осведомлённость питерского фольклора. Кирова действительно убили не в огромном — на всю длину здания — коридоре Смольного, а в его боковом ответвлении — тупиковом коридорчике, и это официальная версия.
Однако в последнее время появилась ещё одна версия убийства Кирова. Правда, смахивает она скорее на легенду. Согласно ей, 1 декабря Кирова не было в Смольном, он остался дома и готовился к докладу, с которым вечером должен выступать в Таврическом дворце. Однако днём ему будто бы позвонила Мильда Драуле, и они договорились немедленно встретиться в смольнинском кабинете Кирова. Об этом каким-то неведомым образом узнал Николаев. Он срочно бросился в Смольный, ворвался в кабинет первого секретаря и застал-таки любовников в самый неподходящий момент. Его жена возлежала на кабинетном столе, рядом лежал Киров. Николаев выстрелил почти в упор. Эту версию, по утверждению её авторов, доказывает и вычисленная в процессе следствия траектория полёта пули, которая была бы иной, если бы тот роковой выстрел произвели не в лежащего, а в идущего по коридору Смольного Кирова.
По малодостоверному преданию, Николаев погиб во время одного из допросов. Якобы его лично застрелил Сталин.
Буквально сразу после трагической смерти Сергея Мироновича Кирова в Ленинграде начались массовые аресты по сфабрикованному делу, которое в народе получило собирательное название Кировского. Террор в его рамках приобрёл невиданный размах. Тысячи людей расстреляли, сослали, приговорили к тюремному заключению. «Кировская высылка», «Кировский поток», «Кировцы», «Убийцы Кирова» — такими мрачными определениями пополнился ленинградский фольклор того времени.
Только в одном 1935 году по Кировскому делу из Ленинграда вывезли более 200 тысяч человек. На сборы давали три дня. Затем всех грузили в так называемые «эшелоны слёз», каждый из которых состоял из двух паровозов и 60 вагонов. Иногда эти поезда называли «Дворянская стрела», по социальному составу отправляемых в заключение ленинградцев дворянского происхождения. Эшелоны с осуждёнными тянулись на Север, в лагеря, расположенные в пустынных заснеженных районах Коми АССР. «Здесь жили сто пятьдесят тысяч комиков и гораздо больше трагиков», — горько шутили сосланные ленинградцы. Другим местом заключения была Сибирь. Название города Омск, превращённое в аббревиатуру, в то время расшифровывали как «Отдалённое Место Ссылки Каторжников». Иногда ссылка заменялась запретом жить в семи крупнейших промышленных и административных центрах, среди которых Ленинград стоял на почётном втором месте после Москвы, в народе это наказание получило название «Минус семь».
