Вот как выглядела тюремная жизнь (если это можно назвать жизнью), описанная в песне, текст которой случайно сохранился в одной из лагерных записных книжек. Песня опубликована в книге «Фольклор и культурная среда ГУЛАГа», изданной в 1994 году петербургским Фондом за развитие и выживание человечества.
Отчаяньем пропитанные стены,
Таящие в углах страданий стон:
Кулисы жизни здесь, преддверье сцены,
Зовущейся — закон.
Слепые окна, перечёркнутые сталью,
Сырой горбатый свод. И ночь без сна.
И чей-то всплесккак хрустнувший хрусталь, и
Глухая тишина.
Зловещий лязг ключей в железной двери
И в ней колючий бездремотный глаз.
Пол цементный шагами вдоль измерен
Сто тысяч раз.
Нас только трое в камере-пустыне:
Железо. Мёртвый камень. Человек.
И сердца ком сжимается и стынет,
Как снег… Как снег…
Тут дни на дни, как капли слёз, похожи,
И нет в них ни начала, ни конца.
А день угас — то год ужасный прожит,
Год без лица.
Я вам завидую, грядущих вёсен люди,
Кому в веках вести вселенский штурм.
Лишь по преданьям вам знакомо будет
Проклятье тюрьм…
С 1932 года во всех трёх зданиях комплекса Большого дома расположилось управление НКВД — зловещая организация с более чем мрачной репутацией. В народе она имела соответствующие прозвища: «Жандармерия», «Большак», «Девятый угол», «Девятый вал», «Мусорная управа», «Чёрная сотня». Деятельность этого ненавистного народом карательного института советской власти оставила неизгладимый след в судьбах сотен тысяч ленинградцев.
Характерными остались фольклорные наименования и всего комплекса этих сооружений. Кроме известного уже нам названия Большой дом, его называли «Литейка», «Белый дом», «Серый дом», «Собор Пляса-на-крови», или «Дом на Шпалерной» — по ассоциации со старинной тюрьмой «Шпалеркой», и даже «Малой Лубянкой» — по аналогии с печально знаменитой московской Лубянкой. Большой дом стал страшным символом беззакония и террора, знаком беды, нависшей над городом.
В 1950-х годах, когда деятельность НКВД впервые предали осторожной и весьма выборочной огласке, начали появляться первые оценки, которые народ формулировал в анекдотах. Приезжий, выходя из Финляндского вокзала, останавливает прохожего: «Скажите, пожалуйста, где здесь Госстрах?» Прохожий указывает на противоположный берег Невы: «Где Госстрах — не знаю, а госужас — напротив». Напомним, что Госстрах — это название единственного в Советском Союзе государственного учреждения страхования. И второй анекдот. Армянское радио спросили: «Что такое комочек перьев, а под ним ужас?» — «Это воробей сидит на крыше Большого дома».
Согласно одной из легенд, Большой дом под землёй имеет столько же этажей, сколько над ней. В фольклоре это легендарное обстоятельство превратилось в расхожий символ: «Какой самый высокий дом в Ленинграде?» — «Административное здание на Литейном. Из его подвалов видна Сибирь». Анекдоты рождались один за другим.
В трамвае стоит гражданин, читает газету и говорит вполголоса: «Доведёт он нас до ручки». Его тут же забирают. В Большом доме допрос: «Так что вы сказали? Кто доведёт нас до ручки?» — «Как кто? Конечно, Трумен»! — «A-а так! Ну ладно, идите в таком случае». Он выскочил. Потом вернулся, просунул голову в дверь: «Скажите, а вы кого имели в виду?»
«Вы знаете Рабиновича, который жил напротив Большого дома? Так вот, теперь он живет напротив».
«Что выше — ОГПУ или Исаакиевский собор?» — «Конечно ОГПУ. С Исаакиевского собора виден Кронштадт, а из ОГПУ — Соловки и Сибирь». (Напомним, что ОГПУ — аббревиатура Объединенного государственного политического управления, в функции которого в советские времена входила охрана государственной безопасности, в народе расшифровывалась: «О Господи, Помоги Убежать». И наоборот: «Убежишь — Поймают, Голову Оторвут».) Со знанием дела ленинградцы уточняли: «С Исаакиевского собора виден Кронштадт, хотя до него 30 километров, а из подвалов Большого дома видны Соловки, хотя до них — 300».
Говорят, первоначально подвалы Большого дома делились на три отсека, в одном из которых и производились расстрелы. Сейчас он будто бы замурован. Правда, среди сотрудников Большого дома ходят легенды о том, что в нём будто бы велись только допросы, а расстрелы якобы производились в «Крестах», на противоположном берегу Невы. Действительно, есть легенда, согласно которой между Большим домом и «Крестами» существовал подземный ход. Сохранились легенды и о самих допросах, что в кабинетах следователей стояли большие книжные шкафы, которые на самом деле были пустыми внутри и служили для изощрённых пыток над заключёнными.
По воспоминаниям ленинградцев, во время блокады в городе рассказывали, что даже в то жуткое время в секретных подвалах Большого дома днём и ночью не прекращалась работа специальной электрической мельницы по перемалыванию тел замученных и расстрелянных узников сталинского режима. Её жернова прерывали свою страшную работу, только когда электричества не хватало даже для освещения кабинетов Смольного. Но и тогда, утверждает легенда, не прекращалось исполнение расстрельных приговоров «Шпалерных троек». Трупы казнённых просто сбрасывали в Неву. Для удобства энкавэдэшников из подвалов Большого дома проложили специальную сливную трубу, по которой кровь замученных и казнённых стекала прямо в Неву. С тех пор ленинградцы уверены, что именно поэтому цвет воды напротив Большого дома навсегда приобрёл красновато-кирпичный оттенок. Убедить их в том, что необычная окраска воды в этом месте Невы зависит от природной особенности донного грунта, не представляется возможным.
Сохранилась страшная легенда о водолазах, которые по просьбе вдовы искали на дне Невы тело её мужа — офицера, убитого в подвалах Большого дома. Первый из них в буквальном смысле слова сошёл с ума от увиденного. Когда в воду спустился другой водолаз, то сразу же «подал тревожный сигнал»: «У них тут митинг», — в ужасе кричал он в телефонную трубку. Оказалось, что к ногам убитых и потопленных был привязан груз. Сильным течением тела мертвецов подняло и «трепало так, что они размахивали руками, качали головами», и создавалась жуткая картина митинга мертвецов.
Известно, что за всё время блокады в дом на Литейном не попала ни одна бомба. Легенды утверждают, что немецкие лётчики знали о живом щите, устроенном советскими чекистами. В верхнем этаже «Большого дома» якобы содержались пленные гитлеровские офицеры. И немецкие лётчики будто бы знали об этом. Подозрительная осведомлённость фашистов вызывала у блокадников странное ощущение. Они были уверены, что утечка информации намеренная. До сих пор жива и другая легенда. Согласно ей, в башенках над крышей Большого дома, которые на самом деле предназначались для соляриев, будто бы во время войны разместили зенитные орудия, направленные в сторону Литейного моста. Так гэпэушники собирались отражать возможное нападение немцев со стороны Финляндского вокзала.
