Павел Иванович Пестель
Первоначальное образование Павел Иванович получил в Германии, в Гамбурге и Дрездене. Затем учился в Пажеском корпусе. Участвовал в Отечественной войне 1812 года и Заграничных походах. С 1817 года служил в Южной армии. В качестве руководителя Южного общества декабристов постоянно вёл переговоры с Северным обществом о совместных согласованных действиях. 13 декабря 1825 года по доносу его арестовали и препроводили в Петербург, осудили и приговорили к смертной казни. Пестель был повешен на кронверке Петропавловской крепости вместе с другими руководителями декабрьского восстания.
Ещё в детстве с Павлом Ивановичем произошёл случай, о котором впоследствии с мистическим суеверием долго говорили в Петербурге. На учёбу в Германию он со старшим братом Владимиром отправлялся из Кронштадта на купеческом судне. Отец заблаговременно купил для мальчиков два места. Всё было уже готово к отъезду, сыновья простились с отцом, как вдруг «по каким-то ему одному ведомым соображениям» отец «надумал на этом судне не отпускать мальчиков». Приобрели другие места на другом корабле, и братья благополучно прибыли в Дрезден. Каково же было их удивление, когда уже в Германии они узнали, что судно, от которого отказался их отец, потерпело аварию и вместе со всем экипажем и пассажирами бесследно исчезло в море. Рассказывая об этом, Пестель будто бы таинственно улыбался и каждый раз прибавлял одну и ту же фразу: «Истину русская пословица говорит: кому быть повешену, тот не потонет». По воспоминаниям очевидца, подходя к эшафоту и глядя на виселицу, Пестель проговорил, обращаясь к товарищам: «Ужели мы не заслужили лучшей смерти? Кажется, мы никогда не отвращали тела своего ни от пуль, ни от ядер. Можно бы было нас и расстрелять».
Руководитель казни Голенищев-Кутузов был включён императором Николаем I в «Комиссию для изысканий о злоумышленных обществах», расследовавшую восстание декабристов. С его деятельностью в этом качестве связан известный исторический анекдот, переданный князем П. В. Долгоруковым. На очной ставке декабристов П. И. Пестеля и С. Г. Волконского Голенищев-Кутузов не удержался и сказал: «Удивляюсь, господа, как вы могли решиться на такое ужасное дело, как цареубийство?» Пестель тут же ответил: «Удивляюсь удивлению именно Вашего превосходительства, Вы должны знать лучше нас, что это был бы не первый случай». Кутузов (некогда участвовавший в заговоре, который привёл к убийству императора Павла) побледнел, а Пестель повернулся к остальным членам комиссии и добавил: «Случалось, что у нас в России за это жаловали Андреевские ленты!»
Пётр Григорьевич Каховский
В драматической судьбе казнённых на кронверке Петропавловской крепости руководителей восстания декабристов фигура Петра Григорьевича Каховского вызывает какое-то особенное сочувствие. Его короткая жизнь к тому времени уже полна незначительных взлётов и болезненных падений. С 1816 года Каховский служил в лейб-гвардии Егерском полку, но за «разные неблагопристойности», которые, по воспоминаниям современников, сводились к «кутежам, любовным похождениям и потасовкам», его разжаловали в солдаты и сослали на Кавказ. Затем, в 1821 году, Каховского отправили в отставку. Будучи в Смоленской губернии, отставной армейский офицер, всё богатство которого составляли «восторженность и энтузиазм», безнадёжно влюбился в Софью Михайловну Салтыкову, проводившую там лето. Получив отказ, в отчаянье поехал за ней в Петербург, писал ей письма и получал их обратно нераспечатанными.
В Петербурге Каховский так бедствовал, что, по собственному признанию, по нескольку дней не ел, вечно просил взаймы, чаще всего без всякой надежды отдать долг. В этот беспросветно тяжёлый период своей жизни он сблизился с членами тайного общества и с энтузиазмом включился в его деятельность. Сам вербовал новых членов, участвовал в собраниях у К. Ф. Рылеева и был полон надежд на иное будущее.
Но и здесь он вынужден был пользоваться средствами товарищей, что вызывало откровенное презрение и даже некоторую брезгливость обеспеченных членов Общества. Друзей у него не было, и среди будущих декабристов он держался особняком.
14 декабря на Сенатской площади Каховский выстрелом из пистолета смертельно ранил генерал-губернатора Милорадовича, и на следующий день его арестовали.
Когда пятерых осуждённых на казнь декабристов ранним июльским утром 1826 года вывели на кронверк Петропавловской крепости, где стоял деревянный эшафот, то на короткое время они были предоставлены самим себе. Четверо из них сидели на траве и тихо разговаривали. В некотором отдалении одиноко и мрачно стоял Каховский. Перед самой казнью, прежде чем взойти на эшафот, четверо декабристов, прощаясь, по-братски обнялись друг с другом. И только Каховскому, если верить городскому фольклору, никто будто бы не протянул руки.
Михаил Сергеевич Лунин
В заключение надо сказать, что и Каховскому в своё время французская гадалка Ленорман предсказала, что «он будет повешен».
Одна из самых колоритных фигур декабристского движения, заслуживших внимание городского фольклора, — подполковник лейб-гвардии Михаил Сергеевич Лунин. В народе сохранилось предание, иллюстрирующее его независимый характер и свободолюбивый дух. Однажды гвардейский полк Лунина стоял около Петергофа. Лето выдалось жаркое, и офицеры в свободное время купались в заливе. Через какое-то время купания запретили на том основании, что они «происходят вблизи проезжей дороги и тем оскорбляют приличия». Тогда, продолжает предание, Лунин, зная, когда генерал, запретивший купания, будет проезжать по дороге, залез в воду в полной форме, в кивере и ботфортах, так, чтобы генерал мог увидеть странное зрелище: барахтающегося в воде гвардейского офицера в полной амуниции. Едва генерал оказался рядом, как Лунин вскочил на ноги и почтительно отдал ему честь. На вопрос же озадаченного генерала, который тотчас узнал в вымокшем офицере любимца великих князей и одного из блестящих гвардейских офицеров: «Что вы тут делаете?» — Лунин ответил: «Купаюсь, ваше превосходительство, и, чтобы не нарушать предписание, делаю это в самой приличной форме».
И это был не единственный случай подобного поведения Лунина. Однажды великий князь Константин Павлович грубо оскорбил целый полк. Почувствовав себя виноватым, он решил попросить прощения. Но сделал это так неловко, что только усугубил ситуацию. Поняв, что примирение не состоялось, он криво усмехнулся и проговорил: «Если кто-то из господ офицеров требует удовлетворения, я к их услугам». Известно, что драться на дуэли с представителями царской фамилии было небезопасно. Наступила напряжённая тишина. Тогда верхом на лошади к великому князю подскакал Лунин и заявил, что «не может отказаться от такой чести». Константин Павлович по достоинству оценил поступок офицера. Он отклонился от разговора о дуэли, но тут же сделал Лунина своим приближённым.
