Женщина представилась Людмилой и пригласила их войти.
— А зачем вам мой покойный муж? — поинтересовалась она, ставя чайник на плиту и не спрашивая, будут ли они чай. А они будут, кто отказывается от горячего угощения в декабре?
Говорить ей о том, что еще пять минут назад ее покойный муж был подозреваемым в деле о серийных убийствах, Воронов, конечно, не стал.
— Его фамилию мы нашли в карточке Юрия Любимова, вот и хотели расспросить о полученных Любимовым травмах, — лаконично ответил он.
— Что, подозреваете в мошенничестве? — поинтересовалась Людмила, выставляя на стол вазочки с вареньем, печеньем и свежими булочками.
— Почему вы так решили?
— Сами же говорили, что отвечать вопросом на вопрос некрасиво, — хмыкнула женщина, но тут же продолжила: — У Володи было много пациентов, обо всех он мне, конечно, не рассказывал, но о Любимове я слышала. Мужчину сильно избили, Володя не был уверен, что он выживет. А он выжил, пришел в себя и начал обо всех в отделении разные вещи рассказывать: кто с кем спит, кто спирт неправильно списывает, кто чужую машину на парковке поцарапал и не признается. Ох невзлюбили его в реанимации! — хохотнула Людмила. — Быстро в хирургию перевели, но он и там себе врагов нажил. Лежит парализованный, слепой, а все про всех знает. Вроде как после травмы и клинической смерти ясновидящим стал. Муж считал, что он просто внимательно слушал, кто о чем говорит, и делал нужные выводы.
— А вы? — спросил Воронов.
— Я тогда так же считала.
— Тогда? А сейчас по-другому считаете?
Людмила покраснела и занялась чаем, ничего не отвечая. Следователь тоже не задавал вопросов, но Лосев видел, что это временно. И в самом деле, когда Людмила поставила перед ними дымящиеся чашки, продолжил:
— Вы верите в то, что Любимов действительно стал ясновидящим?
Людмила вздохнула и призналась:
— Тогда не верила. Но потом пришлось. — Она еще немного помолчала, а затем сказала: — У Володи была онкология. Обнаружили внезапно. Очень агрессивная, уже с многочисленными метастазами. Ему дали всего несколько месяцев. Конечно, он впал в депрессию, отказался лечиться, несмотря на все мои уговоры. А потом исчез. Я сутки работала, прихожу — его нет. Вещей почти не взял, даже документы дома оставил. Я в полицию сразу побежала. Приняли меня хорошо, как раз попала к полицейскому, сына которого Володя однажды с того света вернул.
Вот, значит, почему она хорошо относится к полиции! Ну что ж, и такое бывает.
— Володю начали искать, — продолжала Людмила, — да все без толку. Как сквозь землю провалился. Неделю почти искали, ни слуху ни духу. Тогда-то я и вспомнила про Любимова. Читала о нем статью, что он теперь по фотографии людей находит. Пошла к нему.
— И что, нашел? — спросил следователь, потому что женщина снова замолчала.
— Нашел, — вздохнула она. — На старой квартире его бабки, я и не знала о ее существовании. Володя ругался, когда я вошла, прогонял меня. Говорил, что хочет умереть в одиночестве. Я домой его забрала, он уже почти и ходить не мог, не ел ничего. Три дня еще прожил, и все…
Женщина снова замолчала, но на этот раз ни Лосев, ни Воронов не торопились задавать ей вопросы. Да и к чему теперь? Ясно же, что Макаров — не маньяк. Он умер до первого убийства. Эх, а такая версия была!
— Людмила, скажите… — осторожно начал Воронов, и Лосев с интересом посмотрел на него: почувствовал по интонации, что следователь хочет задать необычный вопрос: — А ведьму Маргариту Андрееву вы знаете?
Женщина покраснела, опустила голову, а Лосев удивился, но лишь на мгновение, почти сразу понял, что имеет в виду следователь.
— Знаю, — вздохнула Людмила. — После смерти Володи мне так неспокойно на душе было. Грызло, наверное, что он хотел без меня умереть. Думала, что я не так сделала, чем не угодила. Никак успокоиться не могла. Свои мысли на него переводила. Сама мучилась, а думала, что он мучается. Вот и пошла к ней, надеялась, поможет. Она вроде как умеет с умершими общаться.
— Помогла? — спросил Лосев, стараясь, чтобы голос прозвучал сочувственно. Если сейчас соврет, стоит насторожиться. Не могла Людмила попасть к Андреевой, потому что та в то время была уже мертва. Или все же попала?
— Дверь она мне не открыла, — криво усмехнулась Людмила. — Я как дура полчаса перед домофоном простояла, никто не ответил. И даже из соседей никто не проходил, чтобы я могла в подъезд попасть. Время такое: будний день, утро. На телефон она тоже не ответила. Вот я и ушла. Не понимаю, зачем предлагать свои услуги, если не собираешься их оказывать?
— Убили ее, — вздохнул Воронов.
— Что? — ахнула Людмила.
— Вот как раз, когда вы под подъездом стояли, ее и убивали. Не видели никого, кто входил или выходил в это время?
Людмила несколько секунд ошарашенно молчала, а потом покачала головой.
— Я ж говорю, никто не проходил. Но я минут десять простояла, не дольше.
Странно, а минутой назад было полчаса. Воронов еще о чем-то расспрашивал Людмилу, а Лосев осматривал кухню, пытаясь уловить за хвост мысль, скользнувшую по краю сознания. Мысль была странной, необычной, а потому рациональный мозг пытался увести рассуждения в другую сторону, но Лосев все-таки рискнул. То ли тесное общение с Никитой в последнее время так на него повлияло, то ли в целом необычность убийств.
— Людмила, а вы можете дать нам какую-нибудь вещь мужа? — попросил он. — Что-нибудь, что вы еще не успели помыть. Только не одежду, а какой-то предмет, которым он часто пользовался?
И безутешная вдова, и следователь удивленно уставились на Лосева, а тот постарался выглядеть как можно более невозмутимо, будто и нет в его просьбе ничего странного. А странное было! Ну зачем им вещь, да еще немытая, покойного врача? Тоже к гадалке сходить, пошаманить руками? И тем не менее интуиция подсказывала Лосеву попросить эту вещь. Не для гадалки, разумеется. Ох и погонит его следователь за такие идеи!
Людмила молча поднялась и вышла в другую комнату, а следователь шепотом спросил:
— Зачем?
— Сравним отпечатки пальцев, — все так же невозмутимо заявил Лосев.
— Мертвого врача? — с сарказмом поинтересовался следователь, а затем сделал то, чего Лосев от него точно не ожидал: вытащил из стоящей на столе салфетницы салфетку и завернул в нее ложку, которой Людмила мешала чай.
— Проверять, так все! — заявил следователь, пряча ложку в кармане.
В общем-то, правильно. В этом необычном деле лучше проверить все. И если уж рассуждать здраво, то в действиях следователя куда больше логики, чем в его.
На кухню вернулась Людмила, неся в руках расческу.
— Вот, — она протянула ее Лосеву, — расческа Володи. Пойдет?
Лосев взял расческу, стараясь не залапать больше, чем это сделала Людмила, и благодарно кивнул.
