— Зачем ей путешествие на Север? — не поняла Яна. Ей еще очень хотелось спросить, создавала ли знакомая Шевелева зомби, но она не стала. Понимала, что тот не скажет, если и знает.
— Такая вот мечта, — развел руками Шевелев. — Хотелось не просто посмотреть на снег, но еще и узнать историю тех краев. Не забывайте, на нашем Севере тоже много колдовства, тайн и шаманов, ей это интересно.
— И что, она уже уехала? — разочарованно выдохнула Яна.
— Сразу же после съемок, — кивнул Шевелев. — Сначала в Москву, а потом уже по своему плану, который пришлось сильно подкорректировать из-за пандемии.
— А сейчас она где?
— Дома, где же ей еще быть. Я оплатил ей двухнедельное путешествие на Север, а затем билет домой.
— А вы с ней связывались после этого?
— Зачем? Сейчас у меня нет времени, съемки отнимают все, я даже сплю по четыре часа в сутки, что в моем возрасте уже проблематично. Да мы и не настолько близкие друзья, чтобы созваниваться каждый месяц и делиться впечатлениями.
Шевелев был, конечно, прав, но что, если гаитянский бокор не уехала домой после путешествия, а вернулась обратно? Ведь кто-то же должен был поднять Макарова из могилы! Яна посмотрела на Никиту Андреевича, встретилась с ним взглядом и поняла, что он думает в том же направлении.
⁂
От Шевелева они вышли в половине девятого. Сатинов еще не приехал, и оставлять Яну ждать его одну где-нибудь на лавочке Никите показалось не просто невежливым, а совершенно невозможным. Район хоть и был приличным, но город давно укутала темнота, из домов наверняка повылезали не самые благополучные элементы. Да даже обычный подвыпивший мужчина, у которого, может, и нет в мыслях ничего криминального, может доставить одинокой девушке неприятные минуты, а то и вовсе напугать. Откуда ей знать, что именно у него на уме?
— Как насчет выпить по чашке кофе? — предложил Никита, указывая в сторону ярко освещенного окна в доме напротив, через которое были видны столики с сидящими за ними людьми. — Ужинать не предлагаю, понимаю, что это вы уже пообещали Сатинову, но просто кофе же можете выпить?
— Могу, — с радостью согласилась Яна.
Кафе было уютным не только снаружи, но и внутри. Впрочем, Никите казалось, что перед Новым годом практически все становится уютным, мерцающим в загадочно-желтом свете. Вот и здесь с потолка свисали большие разноцветные шары, в углу стояла огромная украшенная елка, на витрине висела яркая гирлянда, а на головах у всех официантов были небольшие красные колпаки Санты.
Они заказали по чашке капучино, Яна отказалась даже от пирожного, очевидно, чтобы не перебивать аппетит перед ужином, а есть одному Никите снова показалось невежливым. Хотя сладкое он любил и никогда не упускал случая попробовать что-нибудь новенькое в очередном месте. Но пришлось всыпать в высокий стакан лишний пакетик сахара и остановиться на этом.
— Мне показалось, или вы тоже думаете, что гаитянская колдунья после своего путешествия на Север вернулась сюда? — спросила Яна, когда официантка поставила перед ними заказ и удалилась к другому столику: в кафе было многолюдно. Очевидно, люди стремились по максимуму выгулять себя до того, как общественные места снова закроют на карантин.
— Я думаю, что она могла никуда отсюда и не уезжать, — усмехнулся Никита. — Первое убийство произошло через девять дней после того, как передача вышла в эфир. Еще три дня до этого они монтировали, итого двенадцать дней от съемок до убийства. А уезжать бокор планировала на две недели. Так что если это она, то она здесь.
— Но зачем ей это?
На этот вопрос у Никиты ответа не было. Точнее, он пока не мог его внятно сформулировать, а потому не стал ничего отвечать. Вместо этого попросил:
— Можно мне еще раз заглянуть в ваш сон?
Яна удивилась, но спрашивать ничего не стала. Пожалуй, эта черта в ней ему нравилась: любопытная, но знает, когда лучше промолчать, а когда и вовсе сначала сделать, а потом спрашивать, зачем. Она протянула ему ладонь, и Никита немного замешкался перед тем, как обхватить ее. Нет, он не боялся снова узнать в ее сне себя. Уже узнал, второй раз не страшно. И нет надежды, что первый раз ошибся. Он не соврал Лосеву: себя он узнает всегда, тут невозможно ошибиться. Но в первый раз, ошарашенный этой информацией, Никита мог кое-что упустить. И сейчас оно щекотало его сознание, как выбивающаяся из общего ряда чашка. Но если чашку он мог ухватить за ручку, вытащить и рассмотреть, то с мыслью так не получалось. И ему нужно было снова очутиться в Янином сне.
В этот раз погружался небыстро. Не хотел снова утонуть в осознании того, что Яна держит в руках его сердце, захлебнуться в собственных эмоциях и не рассмотреть ту чашку, которая стоит не в ряд. Светло-голубые Янины глаза потухали медленно. Он цеплялся за них, не давая себе оборваться в глубину резко, медленно-медленно клал руку на ее ладонь, увеличивая площадь соприкосновения, пока наконец его рука не легла полностью на ее, а светлые глаза не исчезли под темной пучиной.
Он в темноте, но темнота не пугает. Он всегда в темноте в таких видениях. Темнота лучше помогает понять, что происходит вокруг, обостряет восприятие информации остальными органами. Ему не больно и не страшно, уже хорошо. Не отвлекает. Он сидит на чем-то холодном и твердом, спиной касается твердой поверхности. Руки, похоже, связаны: затекли, ими не пошевелить. В темноте кто-то есть. Шаги тяжелые, шаркающие. Человек либо стар, либо грузен. Он периодически вздыхает и что-то бормочет, но Никита не может разобрать слов. Не может даже понять, голос мужской или женский.
Нет, здесь все в порядке, ничего необычного. Ничего выбивающегося из ряда. Чашка, повернутая ручкой в другую сторону, не здесь. Ему потребовалось определенное мужество, чтобы отпустить это видение и окунуться в следующее. Пульсирующее сердце в руках. Кровь течет по пальцам, по ладоням, скатывается по запястьям и срывается вниз. Руки уже не его, но он по-прежнему все хорошо чувствует. Чувствует тепло крови, биение скользкого сердца. И его чашка здесь. Руки. Он знает эти руки. Нет, это не руки Яны, мужские. Яна видит их во снах как свои, но это мужские руки. И Никита знает их обладателя. Не может понять, кто это, но определенно знает его.
Из видения его выдернули резко. Свет ударил по глазам, заставив зажмуриться. Только что он был в полной темноте, отдавшийся чувствам, как вокруг все залило светом, ощущения исчезли, осталась только резь в глазах. Несколько раз вдохнул, выдохнул и только потом осторожно приоткрыл веки. Яна смотрела на него одновременно со страхом и виной.
— Простите, — прошептала она. — Я не хотела прерывать сеанс, терпела сколько могла.
Никита посмотрел на ее руку и увидел на бледной, без капельки крови, коже бордовые пятна от собственных пальцев. Он так крепко сжимал ее ладонь, что, пожалуй, еще немного — и сломал бы ей кости.
— Черт! — выругался он. — Простите, я не хотел. Дайте посмотрю.
Яна протянула ему руку, и он взял ее в свою ладонь осторожно, погладил кончиками пальцев бордовые пятна. Вроде бы не сломал, но синяки останутся.
