Ее мысли прервал звонок телефона. Яна торопливо схватила мобильный со стола и нахмурилась. Номер не был записан в телефонную книжку. Сердце пропустило удар, когда она подумала, что это может быть Никита Андреевич! Ведь на часах почти полночь, кому придет в голову звонить ей в такое время? Вдруг у него получилось сбежать или как-то добраться до телефона?
Здравый смысл подсказывал Яне, что, если бы это было так, Кремнев звонил бы не ей. Сестре, Алексею, следователю, даже Лере, но не ей. Ее номер он вообще едва ли помнит наизусть. Но Яна все равно быстро провела пальцем по экрану и взволнованно выдохнула «Да!» в трубку.
Это действительно был не Никита Андреевич.
— Янка? — трубка заговорила голосом Сатинова. — Ты куда подевалась?
— Это я куда подевалась?! — вспылила Яна. — А ты куда? Бросил меня одну, даже не сказал, куда уходишь!
Боковым зрением Яна видела, что все повернулись к ней, и устыдилась своей вспышки. Но она была зла на Сатинова даже не за то, что он бросил ее, а за то, что звонил сейчас вместо Никиты Андреевича.
— Прости, возникли важные дела по расследованию, а телефон я разбил, — голос Саши звучал искренне раскаивающимся, и Яна остыла. Особенно после того, как он упомянул расследование. Сейчас это было важнее ее обид и того, что она целый час провела одна среди чужих людей. В конце концов, ее никто не обидел, она даже получила парочку комплиментов и восхищенных взглядов, которые мужчины предпочитали держать при себе, когда рядом был Саша, вдоволь натанцевалась.
— Погоди, я включу громкую связь, — прервала его Яна. — У нас тут тоже кое-что случилось, поэтому мы все в сборе.
Яна ткнула пальцем несколько кнопок и положила телефон на стол. Все присутствующие подошли ближе.
— Короче, отозвался человечек, которого я просил разузнать о тетродотоксине, — разнесся по кухне Сашин голос. — Сказал, что нашел того, кто этот яд доставал по заказу. Человечек он с гнильцой, может не только всякие интересности достать, но и компромат собирать любит. Поэтому остались у него фотографии покупателя, уж больно тот запоминающаяся личность. Вот я и рванул на фотки посмотреть.
— А почему он их тебе не сбросил на телефон? — не понял Алексей.
— Да он мне их даже перефотографировать не дал! — вздохнул Саша. — На своем телефоне лично показал и все. И встречались мы в таком месте, что я сам не был уверен, выйду ли живым оттуда.
— Ладно, бросьте лирику, — прервал их следователь. — Что за покупатель? Почему внешность запоминающаяся?
— Потому что пол-лица перекошено. Я погуглил…
Остаток его речи Яна уже не слушала, и так было понятно, кого «нагуглил» Саша. Поняли это и остальные.
— Значит, все-таки Шевелев-младший замешан, — заключил Воронов.
— Если только не он все это и провернул, — добавила Лера. — Никита ведь мог узнать в Янином сне не только Савелия Павловича, но и Павла.
Воронов бросил на Леру недовольный взгляд, но от нелицеприятных комментариев воздержался.
— Ищите мне любую информацию на этого Павла. Все, что найдете. Эх, не за тем Шевелевым мы следили! — с досадой повторил он.
Чтобы не сидеть без дела, Яна попросила разрешения посмотреть ноутбук Никиты Андреевича, который после похищения остался лежать в рюкзаке возле машины. Кремнев наверняка полдня искал что-то про ритуалы, мог делать какие-то пометки или записи. Даша вызвалась помочь Яне, и следователь отправил девушек в квартиру напротив, чтобы не мешались под ногами, заверив, что в случае чего обязательно позовет обеих.
Ближе к утру поиски информации принесли свои плоды: Яна и Даша нашли пометки Никиты Андреевича о том, где должен проходить ритуал, а Алексей выяснил, что доктор Владимир Алексеевич Макаров был лечащим врачом Павла Шевелева. И если второе теперь уже не имело важного значения, то над первым стоило подумать.
— Вы представляете, сколько у нас зданий с толстыми стенами? — сокрушался Воронов, меряя шагами Лерину кухню и выдыхая в насквозь прокуренный воздух очередную порцию сизого дыма.
— Надо в первую очередь просматривать заброшенные, думаю, — предложил Саша. Он тоже приехал несколько часов назад, не став возвращаться на свадьбу сестры.
— Ох, не успеем, не успеем, — мрачно предсказал Воронов, за что Яне мгновенно захотелось его стукнуть.
⁂
Никита приходил в себя медленно, будто выплывал на поверхность из вязкой, похожей на кисель, жидкости. Страшно болела голова, во рту был привкус запекшейся крови, а рук он почти не чувствовал. Еще до того, как окончательно пришел в себя и вспомнил, что произошло, он уже понял, что наконец очутился в том моменте, который видел во сне Яны. С той лишь разницей, что, открыв глаза, Никита прекрасно разглядел помещение, где находился: темнота развеивалась светом десятка толстых свечей.
Комната была небольшой, с низким потолком и кирпичной кладкой вместо обоев. Бетонный пол и отсутствие окон намекали, что он находится не то в подвале, не то в подземелье. Наверняка с очень толстыми стенами.
Никита пошевелил руками, и пальцы с трудом послушались. Руки были связаны за спиной, но ему удалось нащупать тонкий пластиковый жгут: значит, запястья стянуты стяжкой. Стянуты крепко, поэтому и руки онемели. Лежал он прямо на голом полу, от которого тянуло холодом, а потому замерз даже в теплой куртке.
Никита с трудом сел и тут же дернулся, услышав сбоку какой-то шорох. Во сне Яны он знал, что кто-то есть рядом в темноте, и сейчас, когда темноты не стало, увидел, кто это: грузная чернокожая женщина сидела в углу на старом матрасе и со страхом смотрела на него.
— Шарисса? — попытался спросить Никита, но во рту пересохло и из горла не вырвалось ни звука.
Пришлось несколько раз сглотнуть и повторить вопрос. Женщина кивнула, страх в ее взгляде сменился настороженностью.
— Как вы?
Она прищурилась и помотала головой. Наверное, не понимает по-русски. Никита повторил вопрос на английском. Она поняла, но ничего не ответила. Еще несколько секунд разглядывала его, а потом резко, как большая кошка, сорвалась с места и на четвереньках подползла к нему, развернула спиной к себе и принялась колдовать над стяжкой. Стало очень больно, Никита едва не вскрикнул, но сдержался. Только крепче сжал зубы, почти до хруста. Зато потом давление тонкого пластика ослабло.
— Раны, — с сильным акцентом по-английски пробормотала Шарисса. — Больно?
— Больно, — не стал отнекиваться Никита, у которого в глазах темнело от пульсирующей в запястьях боли.
— Ждать, — велела колдунья, поднялась на ноги и, шатаясь и держась за стену, побрела обратно к своей лежанке.
Только теперь Никита разглядел, что в темном углу рядом с матрасом, куда почти не дотягивался свет от свечей, возвышался стол, уставленный какими-то склянками, мисками, незажженными свечами разной толщины, заплывшими воском, пучками соломы, катушками ниток, толстыми иглами и еще чем-то, что Никита не мог разобрать со своего места. Шарисса принялась рыться на столе, чем-то гремя и звеня, а затем вытащила из глубины небольшую жестяную банку, в которой продаются леденцы, и вернулась к нему.
