Ближе к утру вернулась измученная Лера, на все вопросы категорично ответившая: «Потом!» Они с Яной ушли к себе, и Лера сразу же рухнула в кровать, а вот Яна ложиться не стала. Ей было страшно даже представить, что она ляжет на диван и повернется боком к потолку, где несколько часов назад висело над ней черное существо. Так и просидела до утра на кухне, бессмысленно листая соцсети. До ужаса хотелось позвонить или написать Никите, обсудить произошедшее, но она не стала. Вдруг ему удалось уснуть? Саша в сети тоже не появлялся, так она и просидела в одиночестве.
Никита, как и договаривались, ждал ее на парковке магазина через две улицы от университета. Они не хотели давать лишние поводы для сплетен, которые и так стаями летали по коридорам университета после того, как он среди ночи приехал к ней в общежитие и увез с собой. Яна понятия не имела, кто рассказал об этом, но это было и не так важно.
Яна скользнула в машину, на ходу стряхивая с плеч мелкие дождевые капли. Вряд ли Никита что-нибудь скажет, но намочить салон ей не хотелось. Пристегнувшись, она вытащила из пакета упаковку с сэндвичами и антибактериальные салфетки, быстро протерла ее и открыла.
— Интересно, когда эта дрянь нас наконец покинет, чтобы мы перестали протирать все на свете? — пробормотала она, не требуя ответа, но Никита все равно улыбнулся:
— Не такая уж это и плохая привычка.
— Может, и не плохая, но иногда так хочется на нее забить, а паранойя уже не позволяет. Будешь? — Она протянула ему один сэндвич.
Никита не стал отказываться, признавшись, что голоден как волк. Некоторое время они ехали молча, жуя хлеб с ветчиной и сыром, а потом, когда улицы города остались позади, а в пластиковых упаковках лежали лишь крошки, Яна спросила:
— Что там с убийством домработницы?
— Странно все, — покачал головой Никита, не отрываясь от дороги. — Убийство совсем не похоже на убийство Алины. Катю явно пытали перед смертью, что-то искали в ее доме: все перевернуто. Умерла она от удара молотком по голове. Думаю, ее смерть была случайной, убийца просто не рассчитал силу, потому что до этого долго и методично избивал ее молотком. Все тело в синяках, пальцы раздроблены.
— Ужас какой, — выдохнула Яна.
Порой людская жестокость поражала ее, и она не могла скрыть этого, хоть и считала, что следователь, которым она собиралась стать, должен с невозмутимым видом смотреть на все, что подбрасывает ему работа. Папа однажды сказал, что следователи — тоже люди и, сколько бы всего они ни увидели, порой трудно сохранять хладнокровие, а папу Яна считала хорошим следователем.
— Тем не менее, все синяки видны, — продолжил Никита. — На фотографиях нет других. Как и в квартире нет следов когтей, Леша специально ездил туда утром еще раз и все осмотрел.
— Тогда кто и за что ее убил?
— Следователь, как и Леша, склоняется к тому, что это связано с убийством Алины. Может быть, Катя что-то унесла с места убийства, или убийца просто так думал и поэтому пытал ее, хотел заставить отдать.
— Думаешь, это Антон?
Никита отрицательно качнул головой.
— Катю убила девушка.
— Что? — не сдержала удивления Яна.
— Лера предположила это еще ночью по характеру нанесенных увечий, а я подтвердил. Пальцы, которые порой трогали Катю, были женскими, и пахло от убийцы женскими духами. Я хочу вечером заехать в магазин, может быть, удастся опознать их. Голоса, жаль, не слышал. Похоже, убийца впал в ярость, поэтому и ударил Катю сильнее обычного. Может, она что-то сказала или он просто устал. Но перед последними ударами уже не говорил, просто бил. Точнее, била. Леша думает, что Антона из дома вывела девушка, она же и убила Катю. Он склоняется к тому, что впопыхах они не забрали медальон, которым была задушена Алина, и думали, что его украла Катя. Следователь задержал пока соседку Кати, с которой они вместе снимали квартиру, поскольку до конца не верит в то, что ее убили из-за медальона. Это ведь не именной пистолет, по которому легко вычислить убийцу.
Они обсудили еще некоторые мелкие детали и уже давно свернули с хорошей трассы на проселочную дорогу, когда Яна наконец решилась сказать:
— Никита, ты говорил ночью, что вспомнил, где видел раньше подобные следы от этого… призрака.
Никита крепче вцепился в руль и не повернул к ней голову, продолжая вглядываться в кривую дорогу впереди, которая с каждым километром грозила перейти из проселочной в лесную. Яне показалось, что он был бы рад, если бы она и вовсе не вспоминала, будто ночью он сказал это на эмоциях, а теперь хотел оставить воспоминания при себе. До этого момента Яна была уверена, что он уже сталкивался с таким на каком-то расследовании, к которым его и раньше так или иначе привлекал Леша Лосев, и только теперь подумала, что это могло быть личным. Ведь Никита экстрасенс с глубокого детства, мало ли где и с чем он сталкивался за эти годы?
— Вспомнил, — наконец признался он. — Не совсем следы, следов я не видел. Как и самого призрака не видел. Я вспомнил ощущения. Такие же, как испытывал, когда держал за руку мертвую Алину и тебя после твоего первого кошмара в общежитии.
Он замолчал, но Яна решила не торопить его. Она вдруг отчетливо поняла, что этой ночью он тоже больше не спал и вспоминал произошедшее, но не с ней пару часов назад, а что-то очень давнее и личное.
— Я уже чувствовал это, когда еще не был экстрасенсом. И, должно быть, когда только им становился. В ту ночь, когда мой отец убил мать, а мы с Дашей и Женей прятались в шкафу. Я уже рассказывал тебе, что тогда ничего не видел, потому что дверь была закрыта, и больше всего на свете я боялся, что отец нас заметит. У меня на руках спала Даша, и я все время мысленно прикидывал, как закрыть ей рот, если она вдруг проснется и начнет плакать. Она была такая маленькая, и я боялся невольно задушить ее, перекрыть не только рот, но и нос. Поэтому я ничего не видел, но все слышал. И чувствовал. Только ощущения со временем покрылись пылью новых переживаний, но этой ночью мне… я вспомнил.
Яна пораженно молчала.
— Той ночью ты чувствовал то же самое? — выдохнула она. — Значит, в вашей квартире был еще кто-то? Рядом с отцом и мамой? Как кто-то был рядом с Алиной и Антоном?
— Я не знаю, — Никита покачал головой. — Я не читал материалы следствия. Сначала мне их не давали, теперь, наверное, я уже мог бы каким-то образом добиться того, чтобы мне показали, но я не хотел. Не знаю почему, не спрашивай. Знаешь, я порой езжу к отцу в клинику, все хочу выяснить у него, зачем он это сделал, но мне будто важно услышать все именно от него. Важно, чтобы он сам рассказал, а не прочитать в сухих материалах дела.
— А теперь, когда ты вспомнил?
— Пока еще не решил. И я прошу тебя никому об этом не говорить, ладно? Ни Леше, ни Лере. Пока я не узнаю, важно ли это для нашего дела, я не хочу, чтобы кто-то знал. Может так случиться, что я и не вспомнил и на самом деле ничего такого вовсе не было в ту ночь. Наши воспоминания — очень зыбкая, ненадежная почва. Я не хочу пускать следствие по ложному следу.
