Мельком вызвав Системное окно, Сареф увидел:
Бром, лидер группы, запас здоровья 32 %, Ранение
Хром, запас здоровья 41 %, Ранение
Кейраш, запас здоровья 37 %, Ранение
Эйтери, запас здоровья 50 %, Ранение
Сареф, запас здоровья 100 %, здоров.
— Святой камень, — тяжело дыша, выдохнула Эйтери, — какое счастье, что ты с нами, мальчишка с откатом. Иначе бы все отправились на перерождение.
— Да-да, а теперь помогите, камень придавил моё оружие, я не могу его…
Сареф не закончил фразу, а Хром, уже оказавшись рядом, с такой силой ударил по камню своим мечом, что тот пролетел через всю пещеру и впечатался в стену. Сареф благодарно посмотрел на гнома, изо всех сил стараясь, чтобы в его взгляде была действительно благодарность, а не лютая зависть такой Силе, после чего подобрал своё оружие. К счастью, беспокоиться было не о чем: легендарный Борей был неразрушаем, и простой каменный обвал явно не мог ему повредить. Прекрасно. Теперь надо было сосредоточиться на том, чтобы закончить бой
Воспользовавшись тем, что откат на четвёртую способноть сошёл, Сареф снова запустил моллюску в нутро очередную молнию, заставив его завизжать от боли. При первой же возможности он снова бросил Первую помощь на Брома, с которого мгновенно сошли все остатки кислоты, и он перестал терять здоровье.
— Давайте! Дожимаем! Почти закончили, ну! — ревел Хром, орудуя двуручником с такой силой, что оставлял на створках моллюска приличные вмятины.
Теперь Сареф уже не пользовался заряженным выстрелом, чтобы не рисковать. Он обстреливал моллюска из арбалета, совершенно не расстраиваясь, даже если не попадал в нутро. Каждый критический удар откатывал и Первую Помощь, и Разряд молнии, и эти два умения сейчас Сареф использовал на полную, чтобы не дать Брому свалиться, поскольку 50 % урона всей команды он по-прежнему стягивал в себя, и чтобы нанести монстру как можно больше урона. И вот, наконец…
Критический урон 218! Монстр Драконий моллюск убит!
Сареф опустил оружие. Эйтери, вероятно, откатившая своё лечение, снова запустила волну целебной энергии, приводя всех в состояние Здоров.
— Наконец-то, — пропыхтел Бром, сидя на земле и пытаясь отдышаться, — ну и противная же тварь! Никогда с ней столько проблем не было. Эйтери права, мальчишка, если бы не твоё перерождение — мы бы тут все так и подохли бы. Спасибо тебе.
Сареф только молча кивнул. В нём до сих пор метался страх за своё оружие. Ведь не сразу в пылу битвы он вспомнил о том, что Борей неразрушимый. Но насколько будет действовать эта неразрушимость? Что будет, если на него упадёт металлический куб в несколько сотен пудов? Или если его бросить в лаву? Или…
— Или если ты предашь своё оружие и отречёшься от него, — отчётливо прозвучал у него в голове чей-то голос. Вскочив, Сареф принялся дико озираться. Но нет, Бром, Хром, Кейраш и Эйтери молча сидели на земле, пытаясь отдышаться, и явно молчали. И что же это тогда было? Показалось? Или всё-таки нет? Но даже если показалось — какая же это страшная мысль! Предать своё оружие и отречься от него — да никогда в жизни! Не для того он его растил все эти девять лет, чтобы потом… Нет, об этом даже думать не стоит.
— Ну что, давайте смотреть, чего нам там перепало, — ящер поднялся на ноги и, вальяжно разминая плечи, направился к поверженному моллюску. Посмотрев на него, Сареф испытал двойственное чувство. С одной стороны, было здорово, что монстра они забороли, и решающий вклад в это внёс он, Сареф. Но с другой… полностью раскрытый моллюск, неподвижно лежавший посреди пещеры и вынужденный ожидать, пока с него соберут добычу, выглядел… неприятно. Сарефу было очень неприятно на это смотреть, хотя он и не знал этому причины. Мало того: в тот момент, когда Кейраш запрыгнул в моллюска, Сарефу показалось, что он слышит чей-то голос:
— Пожалейте… хоть кого-то из деток пожалейте… умоляю…
Остальные сопартийцы явно ничего не слышали. Но у Сарефа от этого тихого умоляющего стона волосы на голове дыбом встали.
— О-го-го! Народ, да нам тут привалило, — из нутра моллюска высунулась чешуйчатая голова, — пять белых жемчужин, три чёрных и даже розовая! Не зря страдали!
— Прекрасно! — сказал Бром, — давай их сюда. Да и сам вылезай оттуда быстрее, моллюск сам знаешь, какой ядовитый.
— Да плевать, — легкомысленно хмыкнул ящер, — стревлог я, или кто? Да сапоги у меня не из куска гнилья сделаны. И не такое выдержат.
После чего ящер снова скрылся внутри раковины, а в следующий момент до Сарефа донеслись странные звуки трения.
— Вот тебе, чёртова раковина! Думала, мы с тобой не сладим, да?! А вот хрен тебе! — слышались тихие, но отчётливые ругательства. Сареф догадался, что ящер сейчас злорадно вытирает сапоги о нутро моллюска, мстя и за трудный бой, и за то, что по пути сюда у него сдали нервы, и вообще за всё.
— Кейраш, ты нас задерживаешь, — заметила Эйтери. И хотя гномка говорила мягко и ласково, ящер послушался и тут же выскочил наружу.
— Вот, босс, — он протянул Брому жемчуг. Тот осторожно ссыпал жемчужины в мешок для добычи, задержав, впрочем, в своих пальцах розовую жемчужину.
— Вот, парень. Бери, это твоё, — он протянул жемчужину Сарефу. Тот от подобного жеста растерялся.
— Я… не уверен… — пробормотал он.
— Парень, не глупи, — добродушно пробасил Бром, — твоё перерождение и твои лечилки нам весь поход вытащили. Так что не вздумай отказываться.
Подумав, Сареф всё-таки принял жемчужину. В отличие от рубина, который ему предлагали за то, чтобы он заткнулся и больше не вякал на определённые темы, эту награду ему вручали в знак уважения к его способностям. От такого грех было отказываться.
— Ну что ж… тогда небольшой перерыв на еду — и возвращаемся. Спать не будем — потерпим уж до города.
Спустя час группа собралась и уже покинула было пещеру, как вдруг Сареф, у которого до сих пор из головы не шёл тихий умоляющий шёпот умирающего моллюска, внезапно сказал:
— Вы это… подождите. Мне это… нужду справить нужно.
— И ты целый час ждал, чтобы нам это сказать? — ехидно захихикал ящер, — давай быстрее.
Вернувшись через коридор в пещеру, Сареф подошёл к моллюску и опустил в его раковину розовую жемчужину. Пусть. Бром всё равно разделит с ним остальную добычу, так что от него не убудет. Но пусть у этого моллюска останется хотя бы что-то. Потому что он слишком хорошо знал, каково это, когда тебя переламывают, забирают всё самое ценное, а потом выбрасывают прочь, на помойку. Потому что это — ровно то, что сделали с его отцом. Потому что это — судьба, которой он сам избежал лишь чудом. И когда Сареф уже покидал пещеру, как ему вслед донёсся тихий, наполненный благодарностью голос:
— Спасибо… тебе зачтётся…
***
