Разве это было уродством?
Или это он, влюбленный в его душу, видел в каждом «уродстве» от рождения бледного хрупкого тела лишь что-то внеземное, очаровывающее, несравненное и непостижимое для большинства скудных умов?
Разве мог Каспар представить юношу прекраснее того, что сейчас, закатав рукава и штанины, с теплой улыбкой и искрящимся интересом водил руками по воде и нащупывал песок; посмеивался от бьющих в лицо брызг, на эти отрадные минуты освободившись от мыслей о дурном? Казалось, море поглотило их в своих глубинах.
И чем старше становился Александр, тем прекраснее выглядел в его влюбленных глазах. Интересно посмотреть, каким он станет еще через год, два, пять лет. Сильно ли он изменится.
«Ребенок, – вдруг пронеслось у него в голове, сея тревогу. Но следом: – Нет, больше, к счастью, не ребенок. И думать о нем теперь гораздо легче».
И вдруг Александр обернулся и махнул ему. Каспар неторопливо подошел.
– Такое знакомое чувство. Правда, в тот раз все было немного по-другому, и я не успел насладиться этим чувством.
– В тот раз?
– В Нейроблоке. Я увидел океан и волшебный закат. Мне хотелось остаться там навсегда. Я бы хотел однажды найти такое место и провести там всю жизнь. Кажется, что там я и должен был жить. Там, возможно, и есть мой настоящий дом.
«Настоящий, – повторил он про себя. – Возможно, именно там когда-то жил тот семнадцатилетний парень, прежде чем умер. Но ведь это, по сути, я. Или все-таки нет?»
Мысли об этом принялись медленно возвращать его в мир, в котором ему приходилось влачить свое существование.
– Тебе никогда не казалось, что ты проживаешь чужую жизнь? – Александр поднял взгляд на Каспара. – Никогда не казалось, что ты не там, где должен быть, а то место – настоящее место – ты, возможно, никогда не найдешь и так и умрешь, не познав истинного счастья?
«А в чем же мое счастье?» Он находил лишь один ответ, но тот, кто был этим ответом, даже не догадывался, насколько сильны его чувства.
Каспар ответил не сразу.
– Интересные вопросы пришли вам в голову. Да, я думал об этом неоднократно, когда был в вашем возрасте. Прошло так много времени, а я до сих пор не знаю, правильно ли поступаю. Могу лишь точно сказать, что стать вашим телохранителем и полностью завязать с криминалом было лучшим решением в моей жизни. И вот теперь… я бы сказал, что мое место там, где будет приятное сердцу постоянство. Чтобы не совсем скучно, конечно, но без лишних приключений.
Он посмотрел на горизонт в томительном ожидании ответа. Но Александр долго молчал, слегка приоткрыв губы, и завороженно всматривался в его залитое лунным светом лицо.
– Так ты хочешь постоянства?
– Да, хочу. Я достаточно видел и испытал. Ветреность моя с годами иссякла.
– Почему ты хочешь этого именно сейчас?
– Началось это давно. Примерно за год до моей женитьбы. Но это была не любовь. Постоянство было, но не то.
– И все это время ты жил, грезя о нем?
– Можно сказать и так.
Александр чуть шагнул к нему, хлопая густыми ресницами.
– А та девушка, ради которой ты… Она могла бы дать тебе то, чего ты хочешь?
Каспар взглянул на него с выражением непередаваемой печали и нежности.
– Сомневаюсь в этом, Ваше Высочество, – произнес он тихо.
Что-то странное, наивное и чистое сверкнуло в широко раскрытых глазах Александра. Он сглотнул в нерешительности, глубоко вздохнул и с грохочущим от волнения сердцем и вместе с тем с невероятным облегчением произнес:
– А я? Я мог бы дать тебе это постоянство?
Не успело в глазах Каспара расцвести приятное удивление, как Александр, встав на цыпочки, прильнул к его губам. Волнение, оглушая, било ему в голову, и шум волн стих, уступив грохоту разгоряченного сердца. Он задыхался от чувств, желая на секунду отстраниться, чтобы после вновь слиться в поцелуе. Но боялся, что тогда, воспользовавшись моментом, Каспар оттолкнет его. От страха у него навернулись слезы.
Что, если это конец?
Каспар не ответил. Если бы только принц знал, с каким усилием он сдержался, не желая понапрасну обнадеживать его.
Александр отстранился, вместе с облегчением чувствуя тяжесть новой ошибки.
– Прости, – хрипло произнес он, прижимаясь к его груди и боясь поднять глаза, в которых дрожали слезы. – Я больше не могу держать это в себе. Я…
Он застыл, осознав, что любое сказанное им слово, любое признание прозвучит как ужасная, наивная глупость.
– Я даже завидую тебе. Ведь ты уверен, что именно ты прожил эту жизнь. И пусть не все, что произошло в ней, тебе приятно вспоминать, ты стал таким, какой сейчас, именно благодаря тому, что учился на своих ошибках. Но что же я? Да, мне только восемнадцать, но это не так мало, согласись. Рожденный богатым, я не сделал ничего, о чем мог бы вспомнить. Такое чувство, что в моей жизни не было ничего, кроме… – Он украдкой взглянул на Каспара и тут же опустил пустой взгляд. – А все из-за моего малодушия. Я знаю, дальше ты меня не поймешь, но я не был пригоден для такой жизни. И вот теперь я узнал, что, возможно, все это время был не собой. Только недавно стал проявляться настоящий я, и, знаешь, он так похож на мою отвратительную родню. Да, все это время я не был собой, потому что на первые семнадцать лет мой характер был предопределен. И вот срок вышел. Я свободен. И в то же время нет. Я застрял, понимаешь? Кажется, моментами я настоящий проявлял себя в безрассудных поступках. Я убил свою няню. И… это я убил отца. Ему стало плохо при мне, он пытался дотянуться до таблеток, просил меня о помощи, а я… я испугался. Мне было жалко его, правда, но любовь к маме поборола эту жалость. Я хотел избавить ее от жестокости отца. Я был ребенком, но знал, что проблемы исчезнут, если исчезнет и тот, кто их создал. И я ушел. Я оставил его умирать, а затем, когда он затих, побежал за мамой. Вот какой я на самом деле! Ничем не лучше Делинды!
«Зачем? Зачем я это говорю сейчас, после того как поцеловал его, буквально разрушив наши привычные отношения?!»
Он всхлипнул и вытер слезы.
– Прости, что рассказываю об этом. Ты сейчас, наверное, в ужасе. Наверное, глубоко во мне разочарован. Я не знаю, каким должен быть и каким быть хочу. Есть только одно, что я знаю точно. Кажется, что ничего ярче этого со мной никогда не происходило… Это то единственное, что вселяет в меня жажду жить. И я не понимаю, как раньше жил без этого – без чувства любви к тебе. Ведь я люблю тебя, Каспар. Я люблю тебя! И мне больше не страшно говорить об этом. Ты как-то сказал, что готов отдать ради меня свою жизнь. Я попрошу о большем: просто… Просто проживи ее вместе со мной. Мне больше ничего не нужно!
«О боже, если бы отмотать время вспять и предотвратить этот поцелуй! Я бы отдал полжизни ради этого!»
Никогда Александр не чувствовал себя таким раздавленным и ничтожным. Само его существование стало казаться грубейшей ошибкой. Он хотел сказать о многом, но каждое слово, вырываясь наружу, обесценивалось в ту же секунду.
