— Он сам этого не хочет, — ответил я. — По его словам, он точно знал, что делает. Хотел отомстить.
— По-своему, он сумасшедший, — вынесла свой вердикт Лорри. — Но он не хуже меня понимает, что правильно, а что — нет. Руди, суп фантастический, пусть от него и пучит живот.
Бабушка Ровена тут же нашлась что сказать:
— Гектор Санчес, который жил около Брайт- Фоллс, умер, потому что перднул.
Мой отец, конечно же, ее утверждению не поверил:
— Ровена, быть такого не может.
— Гектор работал на фабрике, где изготавливали масло для волос, — принялась вспоминать бабушка. — Волосы у него были прекрасные, а вот здравого смысла явно не хватало. Случилось это пятьдесят шесть лет тому назад, в тридцать восьмом, перед войной.
— Даже тогда такого быть не могло, — упорствовал отец.
— Ты тогда еще не родился, Мэдди тоже, поэтому не вам говорить мне, что подобное невозможно. Я все видела собственными глазами.
— Ты никогда об этом не рассказывала. — Отец подозревал, что история только-только выдумана, но пока не хотел напрямую обвинять бабушку. — Джимми, она когда-нибудь об этом рассказывала?
— Нет, — согласился я с отцом. — Помнится, бабушка рассказывала нам о Гарри Рамиресе, который обварился до смерти, но не о Гекторе Санчесе.
— Мэдди, ты помнишь, что слышала эту историю?
— Нет, дорогой, — признала моя мать, — но что это доказывает? Я уверена, она только сейчас выплыла из глубин памяти мамы.
— Если бы я увидел, как человек умер, потому что перднул, то не забыл бы этого до конца своих дней. — Отец повернулся к Лорри: — Извините, обычно за столом мы столь неаппетитные темы не затрагиваем.
— Вы не узнаете, что такое неаппетитная тема, пока не съедите купленные в супермаркете равиоли, слушая истории о змеиных стоматитах и запахе торнадо, который вобрал в себя содержимое станции переработки канализационных стоков, — откликнулась Лорри.
Бабушка Ровена перехватила инициативу:
— История о Гекторе Санчесе никогда не уходила у меня из памяти. Но только сегодня разговор так естественно коснулся этой темы.
— И чем занимался Гектор на фабрике, изготавливавшей масло для волос? — спросила моя мама.
— Если он, перднув, взорвался пятьдесят шесть лет тому назад, какая разница, что он делал на этой фабрике? — резонно указал отец.
— Я уверена, для его семьи разница была, — твердо заявила бабушка Ровена. — Потому что за эту работу он получал деньги, на которые приобретались еда и все остальное. И потом, он не взорвался, перднув. Такое невозможно.
— Дело закрыто! — торжествующе воскликнул отец.
— Мне исполнился двадцать один год, и мой муж, Сэм, впервые взял меня с собой в таверну. Мы сидели в кабинке. А Гектор устроился на высоком стуле у стойки. Я заказала «Розовую белочку». Тебе нравятся «Розовые белочки», Лорри?
Лорри ответила, что да, а отец недовольно пробурчал:
— Ты просто сводишь меня с ума. Я уже вижу розовых белочек, бегающих по потолку.
— Гектор пил пиво с ломтиками лайма, сидя через стул от этого культуриста. Бицепсы у него были словно окорока, а от татуировок бросало в дрожь. Наименее агрессивным смотрелся скалящийся бульдог на левой руке.
— Ты про Гектора или про культуриста? — спросила моя мать.
— У Гектора татуировок не было, во всяком случае, на тех частях тела, которые не скрывала одежда. Но у него была ручная обезьянка, Панчо.
— Панчо тоже пил пиво? — уточнила мать.
— В таверну Гектор Панчо с собой не взял.
— И где была обезьянка?
— Дома, с семьей. Панчо не любил шум питейных заведений. Предпочитал семейный уют.
Мама похлопала папу по плечу:
— Такая обезьянка мне бы понравилась.
— И вот Гектор, сидя на высоком стуле у стойки, пускает большого «голубка»…
— Наконец-то, — вставил отец.
— …и культурист выражает недовольство запахом. Гектор посылает его, вы понимаете куда, а…
— Этот Гектор был верзилой? — спросила Лорри.
— Пять футов семь дюймов роста, весил фунтов сто тридцать.
— Обезьянка могла бы достойно его заменить, — прокомментировала Лорри.
— Так этот культурист дважды бьет его в корпус, потом хватает за волосы и трижды прикладывает мордой об стойку. Гектор падает со стула, мертвый. А культурист заказывает еще стаканчик виски и просит добавить два желтка, чтобы повысить содержание протеина.
Мой отец широко улыбнулся.
— Так я был прав. Он умер не потому, что перднул. Его убил пьяный культурист.
— Если бы он не перднул, его бы не убили, — стояла на своем бабушка.
Доев суп, Лорри спросила:
— А как обварился Рамирес?
За супом последовало главное блюдо: жареная курица, фаршированная грецкими орехами и черносливом, полента
[37]
и зеленый горошек, а потом — салат из сельдерея.
Уже после полуночи отец прикатил из кухни тележку с десертами. Поначалу Лорри не могла выбрать между тортом с мандариновым кремом и генуэзским тортом и взяла по кусочку и того, и другого. А потом стала брать с тележки все подряд, благо десертов хватало.
Расправившись с очередным пирожным, Лорри вдруг осознала, что за столом царит мертвая тишина. Когда подняла голову, увидела, что все, улыбаясь, смотрят на нее.
— Восхитительно, — сказала она.
Мы продолжали улыбаться.
— Что? — спросила она.
— Ничего, — ответила моя мать. — Просто такое ощущение, что ты всегда сидела за этим столом.
Лорри отбыла в час ночи, слишком рано для семьи Ток, но поздно для нее. В девять утра ей предстояло учить танцам двух злых венгров.
Сердитые венгры — та еще история. Но я приберегу их для другой книги, если проживу достаточно долго, чтобы написать ее.
У входной двери (я добрался до нее на ходунках) Лорри поцеловала меня. И поцелуй этот стал. бы идеальным завершением вечера… да только поцеловала она меня в щеку, и вся семья стояла в двух футах, наблюдая и улыбаясь, а бабушка еще и чмокала губами.
Потом она поцеловала мою бабушку, мать и отца, то есть ничем не выделив меня.
Правда, снова вернулась ко мне, еще раз поцеловала в щеку, отчего настроение у меня несколько улучшилось.
Когда Лорри унеслась из нашего дома на улицу, у меня возникло ощущение, что она забрала с собой большую часть кислорода, потому что в ее отсутствие у меня поначалу возникли проблемы с дыханием.
Отец в этот день ушел на работу позже обычного. Хотел проводить Лорри.
